Море. Колыбель всякой жизни, последнее пристанище для тех, кому некуда идти. Синева в синеве, от края мира до другого его края. Море суть начало. Море есть конец.

Средний кул-тирасский альбатрос в размахе крыльев достигает шести локтей. Весит средний кул-тирасский альбатрос от одного до полутора сэстоунов. И учуять свою добычу может с высоты восьмидесяти-девяноста локтей. Любимым блюдом среднего кул-тирасского альбиноса является падаль.

Локтей было пятьдесят, альбиносов - трое. Огромные белые птицы медленно кружили над маленькой темной точкой на серо-зеленой поверхности большой воды. Круг, еще один. Неспешно, словно давая понять друг другу, что добыча никуда не уйдет, пищи хватит всем, и незачем, незачем торопиться.

Круг, снова круг. Самый молодой и нетерпеливый из морских падальщиков уже практически дотянулся клювом до такой желанной, сочащейся темной гнилой кровью, падали. Но чаяниям его не суждено было сбыться: падаль внезапно ожила и, пусть слабо, пусть еле-еле - но сделала попытку отогнать наглую птицу.

“Киииии!”

Более мудрые старшие товарищи очевидно смеялись над своим излишне поспешным сородичем. Они чуяли, что падаль внизу еще не настолько падаль, чтобы можно было приближаться. Они чуяли, что еще не пришло их время, и предпочитали выжидать.

- T-h-he... ki..ng and his... men, - похоже, падаль со своим текущим положением тоже была не согласна. Слова терялись в шуме невеликих пока волн, слова хрипели и ломались, но кусок мяса, который когда-то, наверное, был человеком, пробовал шептать, - s-sto-ule... the... qh-hueen fr..hm her... bed

Кровь его, очень, очень удачно для куска мяса, который вот-вот должен был стать падалью, успела свернуться и запечься. Так что жители глубин если и видели поживу, то не чуяли ее. Соленая вода шипела, тянулась в попытке размочить раны и окрасится алым, но падаль была очень, очень везучей: ошметки бытовых чар, которыми пропитано было то, что осталось от рубахи, не давали воде сделать свое кровавое дело.

- А..а-nd... bound her... in her Bones, - самый старый из тройки альбатрос, заслышав свистящий шепот, дернул крыльями и увеличил ширину своего виража. Падаль, похоже, все-таки была еще слишком живой для нормального комфортного обеда. Но пахла очень соблазнительно. Такого лакомого куска явно стоило подождать. Два остальных альбатроса ничего толком не слышали, а может быть слышали, но не поняли, однако, действия своего старейшины заметили и повторили. Выживает, как известно, наиболее приспособленный и внимательный, а тот, на кого они равнялись, был очень, очень стар. -T..he.. se-as be ...ours.. ah-nd by... the... po...wers whe-re we w...h-ill w..e...ll roam…

Последний звук затих, растворился в шуме волн, и мигом спустя во всем мире остались движимыми только вечное море и три кружащих в ожидании поживы белых-белых альбатроса.

Поначалу падаль вела себя, как положено самой настоящей падали. Смирно, безропотно. Только постанывала тихонько, напоминая матросам с “Бабули Валь”, что выбрасывать ее в море все-таки рановато.

Тащить идиота пришлось вместе с его бочкой: так сильно он вцепился в нее. Не помогло ни ласковое похлопывание по голове, ни нежнейший тычок багром в ребра - без пяти минут утопленничек со своим “кораблем” расставаться не желал ни в какую. И только когда с помощью багра, напряжения сил и такой-то гномьей матери конструкция из мяса и дерева оказалась в лодке, падаль очнулась.

- К-какая ты… красивая! - назвать воргена мужеска полу “красивой” во все времена есьм аттракцион для самоубийц, но утопленник явно желал жить долго и по возможности счастливо. Выдав сей сомнительный комплимент, он весьма резво для того, кто едва не отдал морю душу, вцепился в воргенские уши руками и в воргенское тело всем остальным собой. - Сме… рть м-моя… пуши… пуш-ш-и… стенькая… крас-си...венькая…

- Так, стоять! Не дергайся! На корабле этого придурка по палубе размажешь! Стоять! Перевернемся же к кракенам, темного твою крабом! - севший было на весла воргенский напарник изо всех сил взывал если не к воргенской совести, то к воргенскому здравомыслию и желанию жить. И парой десятков вдохов спустя лодка медленно, то и дело кренясь вправо-влево, направилась обратно к кораблю. Альбатросы, отлетевшие от своей жирной добычи и греха немного подальше, разочарованно курлыкнули: очень похоже было на то, что именно этой падалью сегодня пообедает кто-то другой…

- Принимай добычу, - матрос-человек еле-еле сдерживал смех, глядя на мучения своего товарища. Товарищ же изо всех сил пытался отцепить от своих ушей намертво сжавшиеся на них пальцы несостоявшегося утопца. - Как видишь, живее всех живых! Ну… пока его не упокоили за все хорошее уже мы.

Отредактировано Flynn Fairwind (2019-12-07 18:43:39)

Рыжеголовое тело - уже не совсем покойник, еще не совсем человек - воскрешению с некоторым трудом, но поддавалось. Булькало чистой холодной водой: половина на грудь, четверть куда попало и четверть - в себя. Периодически порывалось то хлопнуться на палубу и растечься по ней холодцом, то ползти куда-то, неясно куда, но, похоже, лишь бы подальше от тормошивших его рук.

- Ф-ф-ф-ф! Ф-ф-ф-линн-н… - мутный взгляд, являвший собой некую сборную солянку из взоров тех, за кем Свет должен был присматривать с особой тщательностью - детей, пьяниц и безумцев - ни в какую не хотел сходиться на склоненном к рыжей головушке лице девушки. Плыл, качаясь, серо-синий, как вода за бортом, дрейфовал оторванным куском плАвника, вечного морского странника, не имея ни сил, ни возможности остановиться и пристать ну хоть к какому-то берегу. - Ч-ч-ч-че-с-сть име… ю… Где.. Я? К-кто т-ты?

Было похоже на то, что эти звуки исчерпали невеликие силы пловца-неудачника, но, на удивление, он остался в ясной памяти, и даже бедовая голова его прекратила попытки уткнуться носом в грудь - так, словно он действительно ждал ответов на свои вопросы.