Андуин повертел карту, скосил взгляд на едущего рядом охранника, что старательно делал вид, словно не замечает достаточно жалкого положения своего принца в битве против топографического монстра в виде старой пожухлой карты, которую ему выдали вместе с сопровождением. Конечно же мужчина рядом знал пролегающую дорогу и все дороги следом за этой, в эскорт принцу отправили агентов из местных. Но это не умаляло дикого чувства стыда перед ними, так и собственное фиаско.
— Многие тропы Темнолесья не нанесены на карту, мой принц. – Как бы между прочим сообщает солдат, продолжая глядеть вперед. Андуин тихо вздыхает, опуская разнесчастную карту так, что она закрывает глаза его лошади. Почтение недовольно фыркает под ним, но шага не сбавляет.
— Не хочется извиняться перед лордом Чернодревом за то, что я так плохо умею читать карты, сир Корвин. – Андуин слабо улыбается, но улыбка выходит какой-то не особо веселой. Как раз под стать местности, по которой они едут.
Удивительно как здесь продолжают жить люди, принц уже довольно долгое время наблюдает за огромными кряжистыми деревьями, укутанными во мрак по обе стороны дороги. Даже зелень и та утопает во мраке, необычном, вязком, словно то самое древнее проклятье, что обрушилось на эти земли десятками разнообразным бед и суровым испытанием для каждого из жителей этого края. Ничего – вот как можно было охарактеризовать Темнолесье, темное и заставляющее сердце неприятно сжиматься ничего. Даже Почтение, любящая лишний раз опустить голову, сейчас очень подозрительно фыркала на пожухлую траву, словно на сгнивший кусок чего-то нелицеприятного. Это вызывало не пресловутую жалость, к которой готовили Андуина, посылая в отдаленные уголки королевства, но скорее… уважение, к той отваге и непримиримости к судьбе у жителей этого края. Кто знает, о, возможно, ему удастся хоть чем-то помочь жителям этого края, в конечном итоге, что еще ему остается делать. Принц поднимает голову, рассматривая полуденное солнце, что словно плавало в формалине, настолько небо было затянуто чем-то плотным, сродни туману, если бы туманы набегали на долины в самые жаркие из дней.
Ринн тихо вздохнул, поворачивая голову к агенту, неприятности и собственное поражение, нанесенное картой, он уже успел забыть. Глаза Андуина расширились, всего на секунду его охватил дикий ужас – сир Корвин нагнул свою голову, его глаза закатились, а изо рта капала красная слюна. Его шея была перебита стрелой…

Размашистый удар кулака в латной перчатке пришелся в затылок и в глазах вспыхнули звезды, кинжал выпал из руки и бесшумно упал куда-то в высокую ядовитую траву. Андуин качнулся, припадая на колено, но не упал, уворачиваясь от очередного удара.
— Ты почему не вырубаешься? – нападавший недовольно сплюнул, перехватив получше меч и занося лезвие над головой принца, желая закончить работу. В этот момент задние копыта Почтения врезались ему в плечо, смяли дешевый доспех и отправили в полет. В отличие от прошлого удара, копыта лошади быстро спровадили противника видеть десятый сон. Андуин пытался не терять времени, руками силясь нашарить в траве выроненный кинжал, покуда вокруг него кипело сражение. Надо же было так угодить в засаду, но делать было нечего, остается только отбиваться и надеяться, что какой-нибудь местный патруль услышит звуки битвы и придет на помощь.
А еще надо было послушать отца и взять с собой лук…
Рядом на землю рухнул один из солдат, держась за рассеченное плечо, Андуин быстро подскочил к раненному, в тот самый момент, когда противник собирался добить одного из солдат, вскидывая руку и ограждая щитом от удара лезвия. На секунду лицо, с метками чернокнижников на нем, вытягивается, но вслед за этим приходит куда как большая ярость, вперемешку с истинной ненавистью на жреца Света, посмевшего встать на его пути. Ринн успевает залечить рану на плече солдата, но тут, с другой стороны, в руку впивается стрела, заставляя барьер перед ним дрогнуть и чье-то тяжелое тело давит к самой земле, выбивая весь дух, специально нажимая на впившуюся стрелу, заставляя вскрикнуть от боли, глотая пыль.
— Всех выживших вяжи! – раздался гнусавый голос из-за кустов, стрелка, судя по всему. — И убери эту грязь с дороги!
Ринн вздыхает, его разум хватает что-то цепкое и сильное, заставляя погрузиться в сон.

Он слышит чьи-то завывания и смех, словно кто-то веселится, пиная собаку. Перед глазами пляшут белые пятна и затылок словно в диком огне. Андуин понимает, что привязан, когда затекшие от одного положения руки начинают неприятно ныть, что еще хуже, левая рука словно каменная, он ощущает горячую кровь, что стекает ему под рубашку, окрашивая ее в алую, синий камзол с него сняли, скорее всего кто-то уже присвоил его себе в качестве трофея, пусть и с дырками от стрел. Ринн пытается дышать, но вместе с воздухом наружу выходит и еще что-то, кажется, это была надежда на возвращение.
— Да я говорю, богатый какой-то! Думаю, за свою жизнь отвалит денег не поскупится. – Все тот же гнусавый голос, который Андуин слышал ранее, он вскидывает голову и видит высокого и сухого мужчину, которого можно было бы принять за отрекшегося, если бы не красные пятна на лице, танцующие в каком-то несимметричном хаосе. Впрочем, схвативший его сейчас мало интересует принца, куда как больше важен его собеседник.
Элло Чернодрев смотрит на него пристально, открыв рот, в его глазах узнавание, в глазах Андуина тоже, а еще, если присмотреться к принцу, то можно увидеть, как умирает и его последняя надежда выбраться отсюда живым.
— Вы кого притащили? – голос лорда Темнолесья звучит холодно, но Андуин понимает – он напуган, тем, что может случиться потом, когда принц Штормграда не вернется обратно домой. — Тупые идиоты! – он гаркает на стоящего рядом лучника, что тот подпрыгивает, не понимая, что сделал не так. Элло дрожит, от страха и от осознания содеянного, впрочем, быстро берет себя в руки, выпрямляясь и становясь тем самым гордым лордом, которого принц видел в холе королевского дворца. — Под нож – всех. И девку с подвала тоже.
Очень скоро притаскивают еще одного пленного, девушка брыкается и пытается вырваться, но куда там тягаться со взрослым мужчиной, размером с огра, ее вяжут рядом и, когда она оборачивается, Андуин кивает ей. Теперь их было здесь двое.
— Можешь двигать руками? – он морщится, пытаясь показать на собственную изувеченную руку, ему бы дотянуться да вылечить себя, но в данном положении это сложновато. Ринн оглядывается на людей в округе, они пришли в движение, словно части огромного гномского механизма, занимаясь каждый своими делами, не смотря даже особо на своих пленников, кидая равнодушные взгляды – что взять с будущих трупов. — Меня связали обычными веревками, не было времени их зачаровать. Если сможешь распутать…
То что – он и сам еще толком не придумал, но все же…

Двор, на котором их держали, оживился, словно огромное чудовище, учуявшее запах крови своей жертвы, медленно забурлил, приходя в движение. Андуин осмотрелся, повертев головой, пытаясь определить, сколько примерно людей находятся здесь: большинство было обычными головорезами, вроде подстрелившего самого принца сухого главаря, но и среди темных мундиров он различал несколько фигур: в обычной рабочей одежде и в робах – темнокнижники, что плели как паутину свои заклинания. Велен говорил ему, что темная магия не так уж и сильно отличается от обычной, но принц просто не мог смириться с мыслью, что очень часто для ее нужд используют чужую жизнь, иногда даже человеческую – это явно не та цена, которую следует платить за свое величие. Не так далеко были связаны еще несколько солдат из его конвоя, тоже раненные, один так и не пришел в себя, его тяжелая голова опустилась на грудь, и он замер в таком положении. По другую сторону ржали лошади, среди них он даже узнал свою, Почтение с диким упорством рвала поводья, пытаясь вырваться из внезапного плена.
Андуин откинул голову, пытаясь рассмотреть собрата по несчастью, но она прислонилась к нему спиной, так, что лица толком и не разглядеть, так что он предпочел лишний раз не двигаться, ощущая, как ее пальцы скребут по плотной кусачей веревке.
—  Тащи первого! – раздалось от нагромождения всякого хлама и Ринн вздрогнул. То, что с первого взгляда казалось ему просто кучей мусора, нагромождением камней, веток, листьев и костей, на самом деле было странным подобием алтаря. И стоящий в центре приземистый мужчина, с двуручным мечом на плече, не сулил ничего хорошего, как и его мертвые водянистые глаза, что смотрели в пасмурное отравленное проклятьем небо. Принц видел, как отвязали от столба солдата, с опущенной головой, осознавая, что он был в сознании, просто на очень тонкой грани от того, что зовется смертью; его легко поволокли по направлению к месту действия, лишь только вслед за ним волочились собственные же ноги, оставляя борозды, примостили на низком пеньке, заломив руки, чуть ли не до хруста с каким-то маниакальным желанием сделать больней.
Раздался странный звук, с таким лесники вгоняют в дерево топор, но он был более чавкающий, мягкий и голова солдата отстала от шеи, а его лишенное жизни тело завалилось на бок. Андуин ощутил дикую боль и отчаяние, чувство бесконечной несправедливости в том, что в данный момент происходит. Нет-нет, с хорошими людьми не должно такое происходить, его солдаты не должны сейчас безвольными куклами подкашиваться и падать на землю, они не заслужили такого… от этого щиплющего чувства несправедливости и подкрадывающейся злости он дернулся вперед и тут же услышал шипение за спиной, веревки на его руках напряглись, обжигая запястья и  напоминая, что нужно быть тише.
— Прости. – Сквозь зубы выдал он, наблюдая за тем, как следующего солдата ведут к импровизированному эшафоту. В отличие от своего собрата, он пытался бодаться, пинаться ногами, за что получил удар в солнечное сплетение. У Андуина заболели зубы, так сильно он их сжал… Элло ответит за это…
— Я тебя не оставлю. – Твердо заверил принц, пытаясь лишний раз не двигаться. Он не знал кто она, не знал откуда, что сделала и как оказалась связанной в этом месте, одно он знал точно, никто не заслужил такой смерти - в забытье, среди проклятой земли, без возможности не то что бороться за свою жизнь, но хотя бы умереть достойно.
Веревки на запястьях ослабли и Андуин ощутил, как простреленная рука отозвалась дикой болью. Увы, но свобода далась явно непросто – их заметили. Один из культистов подлетел к девушке и принялся ее душить, тряся ей, словно бездушным болванчиком. Ринн привстал на колено, пытаясь вновь ощутить, как по венам затекших рук бежит горячая кровь, капает вниз из открытой и никем не обработанной раны, как вместе с ней, по венам бежит Свет, искрами под кожей отдаваясь и напоминая о всей той силе, что подвластна ему.
Яркая вспышка на миг ослепила всех, кто находился во дворе, заставила замереть, словно актеров во время финальной немой сцены. Эта сила могла быть ласковой для тех, кто нуждался в помощи и желал излечиться от жестоких ран, но еще она могла карать, как мог карать только Свет. Душивший незнакомку не успел даже обернуться, ударная волна сбила его с ног и выкинула очень далеко, ломая наскоро сколоченную ограду у лошадей, стоявшая привязанной Почтение еще разок взбрыкнула и отправила его изведывать дальние грани сновидений второй раз за этот день, явно подарив сотрясение. Стоявший под лезвием палача воспользовался ситуацией и пнул того, кидаясь под ноги и сваливая на грязную землю. Послышалась дикая ругань, другие пленные тоже заворошились.
Андуин подхватил ядовито-алый кинжал, соскользнувший с пояса улетевшего вдаль чернокнижника, вспарывая зачарованным клинком чужие путы.
— Держи! – кинжал, конечно, вещь полезная, но что-то подсказывало, что с таким умением развязывать узлы, руки девушки в состоянии справиться с кинжалом гораздо умелее, чем это получалось у него самого. Внимание лагеря было привлечено целиком и полностью, лорд Чернодрев стоял на своем же месте, но глаза его стали темными, пустыми.
Как там говорила Валира на одной из их тренировок: "Не слушай отца, если видишь, что оппонентов больше и они сильнее, то выход тут лишь один…"
— Бежим! – Андуин вскинул руку, Свет взвился, словно выстрел из мортиры громыхнув над окрестностями, сбивая на своем пути нескольких культистов и врезаясь в достаточно отвратительный деревянный столб, своим кривым ликом изображавший явно некоего демона, коим и должен служить как проводник, сухое дерево затрещало, заваливаясь назад и падая прямо на котел, на жаркое пламя под ним, тут же занимаясь и орошая весь двор алым светом. От испуга заржали кони, принялись рвать поводья и попытаться убежать из этого места. Несколько пленных, пользуясь суматохой, тоже успели избавиться от своих пут, сейчас кидаясь в разные стороны, через всполохи Андуин рассмотрел того самого солдата, которого хотели казнить, он лупил связанными руками прямо по лицу своего несостоявшегося палача.
— Ну же, уходим! – он подтолкнул незнакомку в противоположную от огня сторону. Простреленная рука безвольно повисла, а тяжесть в голове лишь усилилась. Пытаясь сделать еще шаг, Андуин запнулся и припал на колени, как раз вовремя, в том месте, где была его голова, свистнула стрела и впилась в землю. Принц обернулся, встречаясь взглядом с сухим бандитом, что решил все же добить принца, натягивая очередную стрелу.

Он прокатился по земле, второй раз за день глотая пыль, пока в ушах стоял оглушительный звон и крики. Как на зло в земле торчала коряга, которая ударила его по растормошенной стрелой левой руке, Андуин тихо вскрикнул и зашипел, лечить себя не было ни времени, ни сил, весь Свет, что оставался внутри него, он потратил на атаку во время побега, лечить свою руку сейчас было бы недальновидно – лучше и дальше бежать с болью, чем упасть в обморок от недостатка сил прямо тут, у мутного ручья, более схожего с лужей.
Он даже не стал пререкаться с этим «мальчиком» и заявлять, что и она-то сама не особо так старше его, чтобы так кидаться словами. Данная им фора была куда как важней, как и возможность как можно быстрее убраться куда подальше от этого злополучного места. Не хотелось ему бросать остальных, но в данном случае и помочь он ничем не смог бы, разве что только бездарно умер, как первоначально и планировалось, да и все. Он взглянул наверх, рассматривая, как в мутное небо поднимается столп черного дыма – прекрасный сигнал выехать и посмотреть, что же происходит, по крайне мере, Ринн надеялся, что хоть кто-то сюда сунется.
— Ты уверена, что сможешь идти? Постой! – Андуин спрыгнул в ледяную воду, даже добротные сапоги не могли защитить ноги от острых холодных игл, впившихся в ступни. От этого холода сразу заныли все кости, которые в свое время переломал Гаррош, такое часто бывало при резкой смене температур. – Ты хоть знаешь, куда ведет этот ручей?
Не хотелось ему уйти от преследования в одном лагере и тут же выйти прямо в другой. О этих краях слухи ходили крайне нелицеприятные и чем больше принц здесь находился, тем больше убеждался в правдивости этих слухов. Как там говорил сир Корвин - много новых троп...
Они шли уже достаточно приличное время, из-за отсутствия солнечных лучей как таковых в этом темном и мрачном царстве, нельзя было определить время и оставалось лишь только предполагать, сколько они уже так, бредут в ледяной воде. Андуин молчал все это время, на разговоры не было сил, да и глупо было переговариваться, когда лишний шум может привлечь чужое внимание, чуткие уши отравленных воргенским проклятьем легко распознают человеческую речь. Он периодически посматривал на спину идущей впереди девушки, вся ее поза говорила, что ей некомфортно, но она продолжала упорно следовать вперед.
— Давай сюда, - Андуин прыгнул на темные камни, наконец выходя из ручья, тяжесть в костях, несмотря на это, никуда не делась. – Здесь каменистая почва, мы оставим мало следов.
Постоянно двигаться вдоль воды и правда крайне неудачная затея, это ему объяснили еще на берегах Пандарии, сопроводив все это кратким экскурсом того, как надо правильно сбегать из вражеского лагеря, что сам принц опробовал уже через очень непродолжительный срок на ордынском постое. И вновь он пытается скрыться от своих врагов, правда вместо душноватых джунглей сейчас темные леса его родного края.
Шум воды стих, вместо него лес полностью завладел общей какофонией, редкая птица шуршала над его головой и где-то недовольно вдалеке заливались цикады. Принц вновь опустил глаза вниз, рассматривая чужие голые ступни, посиневшие от холода, с чуть черными венами, жрец внутри него недовольно взвыл.
— Нет, я так не могу. Сядь, пожалуйста. – Андуин стянул оставшийся на плечах сюртук, поморщившись, когда рукав задел рану – терпимо, его и не так резали в свое время, просто он успевал себя залечить, а не берег силы для того, чтобы просто стоять на ногах. Он поднял голову, встречаясь с недоверчивым взглядом беглянки. — Сядь, я просто хочу помочь, вот и все.
Зачарованный кинжал легко вспорол дорогую синюю ткань, кое где пропитанную его кровью и оттого ставшую фиолетовой, один длинный лоскут за другим – Ринн не имел в своих грехах цепляться за вещи, пусть и хорошие, легко расставаясь с такой одеждой.
Пришлось присесть на колени перед камнем, на котором устроилась девушка, от самого низа земля потянула холодом и дальше, растекаясь по костям ноющей болью застарелых ран. Андуин нахмурился, только сейчас не хватало ловить эти отзвуки, он протянул беглянке несколько порезанных лоскутов, все что осталось от сюртука. На всякий случай  взглянув вверх, кинжал лежал рядом с ним, но кто его знает, когда может еще раз прилететь в нос за этот день, если его не так поймут, прося разрешения и дотрагиваясь до правой ноги девушки, вновь нахмурившись. Острые камни и ледяная грязная вода не самые лучшие ортопедические средства, но на лечение сил уже не было, так что Андуин просто принялся обматывать ногу, все так же – в полнейшей тишине.
— Так лучше. – Ринн гордо вскинул голову, поднимаясь на ноги, на секунду несколько белых пятен заплясали перед глазами, отдаваясь болью в затылке. Он попытался улыбнуться. – Теперь хотя бы не так больно идти по камням.

Это явно были не их с отцом походы. Больше вспоминались времена, когда он скрывался от ордынцев на туманных берегах Пандарии, правда там плотный и влажный воздух забивал легкие, зато по ночам явно было намного теплее, пусть множественная мошкара и грозилась сожрать живьем. Он очень быстро прибился к довольно улыбчивому и доброму торговцу, обратив бедственное положение во что-то положительное. Второй раз, думается, на такую удачу рассчитывать не следует, да и не ходят тут караваны – слишком уж земля поросла недобрыми слухами и их сам принц только что ощутил в полной мере.
Оставалось лишь только размышлять – нужно ли так осторожничать. Андуин вспорол один из своих рукавов и пустил его на перевязку левой, задетой стрелой, руки, используя и остатки камзола, которые не пошли на обмотки. Главное что б воспаления не пошло и какая-нибудь зараза в кровь не попала – одно дело лечить просто порез, совсем другое лечить заражение.
Он говорит мало – бережет силы до последнего. Он не знает девушку рядом с собой, кто она, как попала и почему так хорошо умеет скрываться и путать следы. Если раньше ее можно было принять за воровку, то теперь можно было увидеть умения, которым учат следопытов, дабы они легко могли вести продолжительные слежки за противником в таких чащах. Он старается не пялиться, но все-равно рассматривает ее фигуру, жилистую, достаточно ловкую, как у вора, охотника или, если уж на то пошло – убийцы. Еще когда он перематывал ей ноги, то заметил шрамы, белые, старые, не только на ногах, на руках, они уходили под разрез рубахи и дальше, слишком много даже для самого отпетого искателя приключений. И ее умение командовать явно намекает, что она привыкла обитать в подобным местах не одна. Разбойница, тогда? Как-то перешедшая дорогу Чернодреву, потому и оказавшаяся на плахе?
— Да, огонь бы не помешал. – Он хрипит, горло неприятно саднит, да и в общем-то состояние у него не особо хорошее, но Андуин только откидывает прилипшие ко лбу волосы, сглатывая тяжелую слюну. Голова жутко раскалывается, а еще он думает о своей лошади, которая убежала вместе с остальными, конечно, Почтение умная кобыла, но найдет ли она путь через проклятый лес не пострадав от когтей чудовищ и волков?
— Ты часто здесь так проводишь ночи? - Ему нужно было согреться, ощутить хоть немного тепла, придвинуться к небольшому костерку так близко, чтобы языки пламени принялись лизать ладони, даря даже не теплоту, но жар. Это отрезвляло и позволяло сохранять разум трезвым – становилось хоть немного, но лучше. Он ловит чужой взгляд и пытается улыбнуться как можно теплее. — Мне хочется знать хоть немного о том, с кем я сбегаю из лап смерти. Разве это плохо? Ладно, неважно, можешь не отвечать. Ты права, пора спать.
Ночь в проклятом лесу темна, кроны закрывают свет звезд, не пропуская ночного серебряного сияния Элуны в эти чертоги. И да, было очень холодно, морозный, осенний ветер пробирал до костей. Андуин подложил здоровую руку под голову, ощущая терпкий запах ельника под собой и чужой запах крови и пота рядом. При других обстоятельствах дистанция с незнакомцами положена и необходима, но не когда мороз заставляет вздрагивать и есть шанс не проснуться, поэтому он прижимается к девичьей спине, пытаясь сохранить тепло и слушая чужое дыхание, размышляя о том, как завтра будет сложно прыгать по скалам, к которым они двигались.
— Я не представился. – Он откинул голову, слушая ночную какофонию разнообразных созданий, гуляющих по лесу в этот час. — Меня зовут Андуин. Так что… ты убегаешь от головорезов с принцем.
Вот тебе и поистине глупое стечение обстоятельств, приведшее к такому странному итогу.

Очень часто солдаты из его личной стражи говорили нечто вроде «женщин не понять», Андуин считал это крайней степенью заблуждения, ведь при особом желании и возможности хотя бы спроецировать на себя проблемы другого можно было понять абсолютно любого человека, хорошим он был или не очень; так что и каждую реплику, что мужчины с одной планеты, а женщины с другой воспринимал крайне скептически, как еще одну возможность просто пожаловаться, которую многие так любят. Вот только… да, некоторых не понять.
Принц ощущал, как она расслабилась, обвив его руками, прижалась плотнее, в доверительном жесте. И как обратилась в изваяние после его слов. Это была не удивленная оторопь, нет, он ощутил, как вмиг девица рядом похолодела, словно ее обладо всеми ветрами Нордскола…
Что-то не так.
Андуин не успел вырваться, она оказалась быстрее, он смог только успеть выставить вперед целую руку, упирая ее в живот своего внезапного противника, пока у самой глотки принялся маячить кинжал.
— Дочь Эдвина… - осознание пришло сразу, обдало холодной водой и осознанием всего происходящего. Отпрыск самого ненавистного человека для Вариана, убийцы и разбойника, жестокого настолько, что не постеснялся проломить камнем голову беззащитной женщины… человек, из-за которого Андуин даже не помнит лица родного человека. Что-то темное заползло в душу - злость, обида. — Таким как твой отец только и болтаться на шибенице – убийца невинных, беззащитных, грабитель, жадный до денег. Лишивший королевство его королевы.
Все говорили, что Тиффин была не только прекрасна и добра, но и чертовски умна, вздыхали, как многое потерял Штормград со смертью такого золотого экономиста, как королева, которая бы точно придумала, как вытащить их из этого бедственного положения. Но вместо этого она превратившимися в труху костьми лежит в могиле, да и только ее медальон напоминает принцу, что когда-то она все же существовала, не плод его воображения.
— Сделай это, но умрем мы вдвоем. – Белый свет вспыхивает на кончиках пальцев, просвечивая через чужую рубаху вполне ясным мотивом продырявить, если что, живот внезапно взявшейся из ниоткуда разбойницы. Теперь понятны и шрамы, и это умение скрываться и другие продемонстрированные таланты. Разве ее не убили? Разве не докладывали, что младшая Ван Клиф отправилась вслед за обожаемым разбойником-отцом? Андуин откидывает голову назад, в нем нет страха перед неизвестностью, удивление, возможно немного… жалость, что все так получилось, при других обстоятельствах все могло сложиться совсем иначе. Если он сегодня и уйдет, то точно не один.
— Что скажешь, Ванесса, следовало нам оставаться в руках Чернодрева, да? Оба бы погибли и не происходило бы сейчас то, что происходит. А он бы и дальше практиковал запретную черную магию, убивал людей и грабил казну, обирая и всех жителей Темнолесья – и ничего бы ему за это не было. – Сердце неприятно стучало где-то в висках, принц из последних сил старался удержать благословение Света на кончиках пальцев, светлое пятно угрожающе сияло. — И никто бы не узнал, как на самом деле умерла разбойница Западного Края. – Андуин вскинул глаза, встречаясь с затуманенным яростно-диким взглядом Ван Клиф. — Верхом на принце этой страны.
Злить того, кто тычет тебе ножом у самого сердца не особо умная идея, можно было бы сказать, что очень и очень тупая, идея истинного самоубийцы, но он не привык просить о пощаде, вымаливать свою жизнь и тем более плакаться о ней. Но было в нем кое-что, что всегда бесило остальных…
— Или ты можешь усмирить свою злость, убрать этот нож и вновь лечь спать. – Голос Ринна стал спокойней, глубже, он не пытался ссорится, он пытался мыслить рационально. — Забыть, до конца нашего пути, кто мы есть и продолжить в более… приемлемых условиях, после того, как мы расскажем о предательстве Чернодрева. Потому что сейчас все это выглядит крайне… жалко.

— Ну да, конечно, а всем горожанам в этот день привиделось, что именно он кинул этот камень, вот как Ван Клифы платят за доброту. – Андуин выплюнул эти слова, что сквозили отчаянием, горечью, которую никто так толком понять и не смог. —  Твой отец, разбил голову моей матери, ее кровь заляпала камни площади и сотни человек были этому свидетелями. Из-за бунтаря Эдвина я даже лица ее не помню.
Тиффин для принца рассказы – о доброте, о мягкости, о недюжем уме и смекалке, это всего несколько картин и надгробная плита. Голос откуда-то из глубин прошлого, что пела ему колыбельные, нежный и мягкий. Это медальон с полустёршейся гравировкой в его кармане, который не отобрали, да и он бы не позволил. Бесконечная грусть и печаль, извечное серое горе. Вот и все, чем в итоге для Андуина стала мать. Особенно когда все говорили, что внешностью он пошел в нее, заставляя смотреть в зеркало и видеть там какого-то незнакомца. Быть связанным с тем, кого даже толком никогда и не знал, он знает это чувство, словно заглядывать в темный колодец и не видеть ничего.
— Врешь. – Спокойно отвечает Андуин, смотря прямо ей в глаза. — Хочешь услышать, что знаю я? Я знаю, как несчастные фермеры бежали в город, потому что люди в красных масках пришли на их земли – отбирали вещи, жгли поля, насиловали их дочерей и убивали тех, кто решил противостоять им, и возвращались – опять и опять. Как они устраивали засады на тех, кто пытался уйти, чтобы эти вести не донесли до столицы, а трупы сбрасывали в самые глубокие шахты – гнить и на радость падальщикам. Как на ловушках твоего отца подрывались мальчишки, так, что навеки становились калеками. Я знаю о том, как твой отец подвесил шахтеров, которые не желали отдавать ему шахту. Как он убивал, грабил, даже не обозы, нет, они ведь так хорошо охранялись, но обычных людей. Говоришь, что он воровал чтобы жили другие? Своими действиями он загнал в могилу в три раза больше невинных чем спас – лицемер.
Донесения, отчеты, доклады об операциях – когда-то давно ему не позволяли это читать, мол, такое явно не для юного разума, но интерес был куда как сильнее, как и желание узнать, откуда пришли эти обездоленные, с диким ужасом в глазах и боящиеся лишних прикосновений. Андуин вчитывался в сухие строчки и ощущал, как что-то внутри него самого умирает, жуткие, ужасные, невозможные вещи, которые творили в Братстве и, конечно же, те, кто в этом братстве состоял – убийцы, насильники, каторжники, все, кто так и не смог прибиться к порядочному обществу и оттого решившие стать частью Братства Справедливости... искаженной и больной Справедливости для одного в обход всем остальным.
— Отец хотел выплатить Эдвину деньги, частями, но ему даже не деньги были нужны – а бунт. – Принц фыркнул, истории, пересуды, это все одно, но он смотрел на доклады того времени, в казне денег не было, зато были взяты ссуды у дворян… но большинство дворян именно в то время не смогли предоставить векселя, а значит и одолжить королю, даже под большие проценты. У королевства не было денег и не было тех, у кого эти деньги можно было взять, был даже направлен запрос в Лордерон, но он остался без ответа, словно король Теренас был глух к бедам своего соседа.
— Слезь с меня, пожалуйста. – Андуин приподнялся на локтях, теперь рубашка была заляпана кровью и с другой стороны, что же его все сегодня режут и пинают. — Порядочные девицы так не делают, даже если они убийцы и разбойники. 

— И тебе всего хорошего. – Андуин сплевывает на землю кровь. Ничего страшного, ему порой от отца на тренировках сильнее доставалось, переживет. Тем более, что рука сейчас саднит сильнее, как и порез в области ключицы.
[indent] Интересная все же штука, эта жизнь, кто бы мог подумать, что ему придется убегать из лап одного из доверенных лиц королевства вместе с одной из самых опасных преступниц, когда-то терроризировавших Западный Край. Разоренные земли, убитые люди, ловушки, в которых сгинуло много хороших солдат – все это дело рук Братства. Андуин, конечно, был из тех, кто дает людям второй шанс, но уж точно не третий…
Да и Ван Клиф…
Это было личное – обидой закравшееся в сердце. Нечто важное, нечто незаменяемое – это была его мама. Сложное и непонятное слово, пестрящее оттенками, смысла которых он толком даже и не осознает, но которые болью отдаются в сердце. Человек, которого даже толком не было в его жизни, точно так же, как и всех тех незнакомцев, которым Братство перерезало глотки и кинуло на съедение гнолам.
И Ванесса… дочь своего отца, без сомнения, такая же жестокая и уверенная в своей правоте. Зачем-то его спасшая тогда во дворе, хотя могла и не кидать тот кинжал и просто убежать дальше. Жестокие разбойники так делают периодически – это всплеск совести или что-то другое?
Принц вздохнул, откидывая голову на пахнущие смолой еловые ветки и приподнимает поврежденную руку – кровь и сукровица пропитали импровизированную перевязь, оставляя ярко-алые разводы, в темноте ставшие черными, резкими, как и все тени в этом небольшом убежище, пронизанном холодными ветрами. Он чувствует, как медленно по крови расползается что-то черное – заражение, болезнь. Нет, только не сейчас. Как черная гнилая патока.
Он хотел беречь силы, для последнего броска, но теперь… слишком много произошло за этот короткий промежуток времени, ставший вечностью под каменными сводами. Ушла ли Ванесса насовсем оставив его одного или еще вернется, чтобы закончить и перерезать ему все же горло? Кинжал остался здесь, но варианты еще были, например, натравить сюда людей Чернодрева, на которого ей плевать… ей плевать абсолютно на всех, кроме себя самой – чего удивляться!
Андуин прижал ладонь к кривой ране, стрела хорошенько повредила руку, хорошо, что не пробила вену, теплый Свет легким покалыванием прошелся до самых кончиков, даря покой и даря исцеление, затягивая кривою разорванную дыру, покрывая белесой пеленой шрама. Все хорошо – он повторял себе вновь и вновь – бывало хуже, намного хуже.
Принц выдохнул, головокружение усилилось, он потратил последние силы на благодать Света, проваливаясь в абсолютный мрак.

Ему снилось… многое.
Штормградский сад, в котором он играл с деревянным мечом, залитый светом. Руки Катраны, которая гладила его по голове, говорила сказки, а потом сжимала этими руками горло и улыбка ее обращалась в оскал со множеством острых зубов. Ему снились своды Экзодара, пылающие кислотно-зеленым огнем и яростный рев титанов, скрывающихся где-то в бездне мироздания. Он ощущал, как тяжелые камни вновь сдавливают грудную клетку, как трещат его кости под напором и как истошно вопит над ним Гаррош, обращаясь в демона. И видел, как отец, в окружении демонов, стоя на коленях, рассыпается в прах, становясь ничем в этом мире…
Кошмары, один за другим, ровным строем вышколенных солдат, коим не было конца. Он падает и пытается протянуть руки, уцепиться хоть за что-нибудь. Его учили приносить покой другим, но с собственным сердцем совладать сложней…

Свет его любил.
Это знали абсолютно все, что наследный принц Штормграда был обласкан высшими силами и был у них на хорошем счету. Что Свет приходил ему на помощь в минуты отчаяния и спасал в моменты, когда, казалось, выхода больше нет. И даже в Пандарии он смог выжить только благодаря вмешательству из вне и теплой заботы монахов, так вовремя пришедших на зов. Но иногда даже Свет не мог совладать с происходящим.
С кошмарами так точно.
Он был где-то очень далеко, в черноте космоса, что давила в своих тисках. И ощущал он лишь только безграничную Тьму, расползшуюся вокруг него плотным кольцом, сжимающимся с каждым последующим шагом. То самое, что всегда скрывалось и поджидало, когда он ослабнет, когда потеряет бдительность. Андуин ощущал, как это нечто хватает его, забирается под кожу и растекается по венам черной патокой.
А потом все отступило.
Черная смоль перестала копошиться где-то внутри, испуганным огнем зверем отстраняясь и пропадая, убегая как можно дальше. Его сон перестал быть кошмаром, теперь это была пустота, забытье, но спокойное и мягкое, не обжигающее, но теплое. Принц вздохнул, сознание переставало плавать где-то на периферии бесконтрольной паники и вновь возвращалось к нему. Он помнил нечто важное, что успел позабыть... ему что-то следовало сделать.

Ах да. Проснуться.

Тяжелые веки не хотели поддаваться, не желая отпускать из клетки царства сна, сущего кошмара, но чужое прикосновение холодных пальцев помогло продрать глаза. Он смотрел на каменный навес пещеры, вспоминая, что это последнее, что он видел, перед тем, как потерять сознание. Но теперь над ним нависло еще и лицо разбойницы, которая выглядела, слишком... тревожной? Он не мог толком понять, на самом деле Ринн столкнулся с тем, что, кажется, его мысль о том, что Ванесса решила просто оставить его здесь и дальше идти сама не оправдалась. Она вернулась и, похоже, именно она заставила его вернуться из липкого кошмара. И сейчас была рядом, хотя клялась убить некоторое время назад... время... сколько он тут пролежал?
Андуин протянул вперед руку, пальцы подрагивали от болезненного истощения, но все же он дотронулся до щеки разбойницы, стирая след от копоти и ощущая чужую холодну кожу - а может это у него просто был слишком сильный жар, подернутый слабостью.
  — Прости. - Казалось, что сейчас это даже не он сказал, хриплый голос пересушенного горла был абсолютно чужим. Все постоянно говорили, что принц был эмпатом, способным понять другого, его мотивы и мысли, поставить себя на место кого бы то ни было, но вот на место Ванессы он никак не мог взгромоздиться и понять мысли дочери бунтовщика. — Я много хлопот доставил?
Приподнявшись на локтях, он ощущал жар не только от костра, который горел сейчас намного ярче, а в голове тут же возникли мысли, а не придет ли кто-то посторонний на яркий свет, если совсем недавно не так далеко тут горело чье-то поместье. Пещера теперь не выглядела холодной, наоборот, дышала теплотой жара и жар этот был сопоставим с его лихорадочным состоянием. Из трещины повеяло холодным порывом и Андуин вздрогнул, растирая голые плечи.
— Бывало и хуже. - Вновь повторил Андуин, как мантру, которую вновь и вновь вбивал себе в голову. Он переживал и не такое, ощущал и нечто куда как более болезненное, чем лихорадка. Правда, стоило признать, болел он очень и очень редко, практически никогда и это ощущение слабости и беспомощности бесконтрольным стыдом забиралось под кожу, что даже  пришлось поджать губы. Дрожащие руки, слабость и ломота — так ощущают себя слабые здоровьем, значит?
— Нам нужно идти. - Упрямо покачал головой принц, пытаясь приподняться. — Я выдержу, просто... воды бы и точно буду на ногах. Мы ведь уже близко к границе Темнолесья, не так ли? Как только выйдем, то сможем отыскать помощь и решить все проблемы. А силы скоро ко мне вернутся и я смогу нормально идти. Свет... Свет не оставит меня.
Никогда не оставлял...

Больше всего на свете он ненавидел быть бесполезным. Не самое приятное чувство, которое нельзя было толком заглушить, приправленное обязательствами, взращенное на чувстве вины и дикого неудобства, ощущения неуплаченного долга. Андуин любил делать добро, безвозмездное и ничего не стоящее, но не привык, что что-то безвозмездно предоставляют ему. И было из-за чего - он прекрасно осознавал разницу между своим положением, и положением всех остальных.
Он знал, что вся муштра, которой он подвергался, чрезмерная опека и попытки закрыть в четырех стенах, каждый последующий скандал с отцом и все то, что он считал личной трагедией, ни в какое сравнение не идет с настоящими лишениями. Он родился принцем, в теплом дворце, в окружении слуг, с возможностью всегда получить уход, лечение, если заболел, внимание, образование. Все то, о чем многие могут только мечтать и добиваются тяжелым трудом. Он даже не пытался спорить с разбойницей, только махнул рукой, мол, ну и плевать - переубедить ее все-равно не удастся, она не первая, кто думает, словно Андуин бесполезен.
Делать было нечего, пришлось смириться со своей участью пациента, лихорадка пусть и отступила, все еще легкой дрожью проходила по телу, он ощущал болезненный жар, струящийся по венам, бегущий с дикой скоростью. Ломота словно выворачивала кости, но лежать на голой земле абсолютно никакого желания не было. Андуин поднялся, чувствуя, как медленно качается пространство вокруг, белыми кругами заполоняя все, но на ногах устоял, правда, когда потянулся вниз, за собственной отброшенной рубашкой, чуть ли вновь не завалился обратно.
Он ведь не болел раньше. А если и болел, то явно этого не помнил. Свет всегда был на его стороне, берег от всего, включая и болезни, привычные для слабого иммунитета. Он всегда был достаточно крепок и здоров, чтобы холодный дождь не сказался тяжкими последствиями на нем. Ну... до этого момента так точно; как оказалось, удар по голове, ранение и быстрый марш-бросок по колено в холодной воде с полным истощением, не особо хорошо влияли на его общее состояние.
Принц опустился на колени, закрывая глаза. Нужно было отвлечься от роя невеселых мыслей, вроде тех, что за ними вполне так открыли охоту, он на грани полуобморочного состояния и сейчас зависим от человека, который не так давно пытался перерезать ему глотку. Доверять тем, кто своей целью поставил свергнуть их род и изничтожить, такое себе проявление недалекого ума, но что еще оставалось? Если Ванесса не прирезала его еще, то значит - зачем-то он был нужен. Ну правда, не из-за сердобольности же она все это делала. Тогда пришлось бы признать, что у нее и правда доброе сердце и есть понятие сострадания...
Проше было уйти в себя, полностью отдаться медитации, попыткам отсортировать происходящее в сознании. Это помогало во времена обучения в Экзодаре, должно было помочь и сейчас. Медленно восстанавливалось дыхание, дрожь, что била по телу отступала. Свет, что всегда был внутри него, проходил по телу, медленно излечивал. Так было и раньше, когда он лежал полностью переломанный в Пандарии, смотря на потолок собственной комнаты, изредка наблюдая за тем, как входили и выходили монахи, пытавшиеся выходить его. В то время уйти в себя было проще, больше ведь ничего и не оставалось, даже пошевелиться нельзя было, и он ощущал вечную благодать, окутывающую его со всех сторон, ту, что медленно излечивала его от ужасных ран.
Чье-то приближение он тоже ощутил - тихое, но все же различимое. Он не знал точно, кто это и с какими мыслями пришел сюда, вполне возможно, что кто-то их все же обнаружил. Тушить костер и маскировать явные признаки присутствия здесь кого-то живого было поздно. Андуин прижался к стене у самого входа, так, чтобы можно было сразу ударить по возможному противнику, и еще раз, когда противник попытается добежать до него, на кончиках пальцев заплясали белые огоньки.
— Ванесса. - Он улыбнулся, ослаблено, но все же, светлые искры на кончиках пальцев быстро потухли. — С тобой все хорошо?
Он указал на ее лицо, измотанное, уставшее. Он обещал себе, что никогда не будет бременем для своего народа, даже для тех, кто этим самым народом быть не желает.
— Тебе нужно поспать. — Спокойно произносит принц, опускаясь на холодный камень. — Не я один здесь измотан.

Упертым дорога только сквозь стены - пробьют своим лбом, не иначе. Андуин тихо вздыхает, усталость и болезнь ломают кости, забираются куда-то под небо и скребут там когтями, он ощущает эту хрипотцу на языке и, кажется, она вовсе не от желания промочить горло.
— Спасибо, Ванесса. — Он называет ее имя, ударяет на него, словно и сам себе напоминая, где и с кем, в какой ситуации находится. О, он точно знает, что делал ее отец, что делала она, продолжая кровавое дело, читал отчеты, листал доносы, все то, что ворохом бумаг копилось в архивах и для большинства было не более чем бюрократией, проевшей Штормград до самых его каменных костей. Но это и правда была информация - важная, необходимая, просто никто толком не мог осознать всей ее важности. И сейчас Андуин внимательно наблюдает за разбойницей.
Нет, ничего не изменилось, все та же девушка, с которой он вместе бежал из плена, пытающаяся быть сильнее, чем она есть на самом деле, упертая в этом, словно груженый кодой, не жалеющий сходить с дороги.
— Мы могли бы выйти уже сегодня, — не реши Ванесса поиграть в заботливого родителя, но последнее он ей никогда не скажет, он же не идиот, кидаться немотивированными обвинениями в того, кто желает помочь, пусть при этом и смотрит на Андуина, как на величайшего врага. Да, его отец убил отца Ванессы, за то, что тот поднял руку на Тиффин, на королеву, за то, что посмел не считаться с королевской властью и авторитетом правящего сословия; мятежники всегда заканчивают только так и дети в этом не виноваты, но если дети идут по той же тропе...
— Расскажи мне. — Его голос и правда хрипит, кажется он еще долго будет ощущать эту мокроту у самого неба, словно инородное тело. Принц кряхтит, пытаясь хоть немного восстановить голос, заодно перебирая одеяла, которые принесла сюда девушка, одно за другим, раскладывая, пытаясь вывести затхлость и сырость давно прохудившейся ткани у самого костра, теплом и отзвуком дыма разгоняя резь в носу. — О Эдвине. О своем отце.
О том, кого Андуин ненавидел, хотя вроде и говорил себе, что ненависть чувство отвратительное, одно лишь воспоминание о том, что единый росчерк лишил его дорогого человека, мудрого и приносящего покой, той, что могла совладать с характером как отца, так и вечно всем недовольной знати; той, что даже не воспоминание, так - пару слов. И все же - ему было интересно взглянуть на другую точку зрения, ведь в глазах Ванессы он видел преданность и любовь к родителю, которую и сам в себе ощущал, потому что любят вопреки, потому что нет никого более близкого, чем родитель, пусть и чудовище для многих.
Вода в котелке закипает и он отвлекается на горячее варево. Пьет, обжигая язык и ощущая горький привкус, растекающийся по горлу. Ну что ж - не самое отвратительное, что он пил в своей жизни, думается, что ему еще предстоит попробовать много ужасного на язык. Свет внутри него растекается с теплом, медленно течет по венам с кровью, принц бесшумно вздыхает, ощущая, как внутри него борется что-то, накатывая усталостью и тяжестью на веки наваливаясь. Он встает со своего места, подбирая одно из одеял, вроде бы самое целое и не такое прохудившееся, подходя к Ванессе и накидывая тяжелую скань ей на плечи, на попытки сопротивляться и брыкаться он только вздыхает, еще сильнее придавливая ткань, нажимая на плечи, в какой-то странной немой борьбе, ему слишком сложно ворочать языком, чтобы пререкаться с ней в очередной раз.
— От того, что ты перестанешь притворяться сильной хотя бы на пару часов мир не рухнет. — Спокойно произносит Андуин, отступая назад, еще следовала снять котелок с огня, чтобы вода не выкипела через край и приготовить из одеял хоть какое-то подобие лежанки, чуть получше, чем просто еловые ветки, от которых тянуло холодом.

[indent] Принц отодвигает котелок подальше от костра, обжигая руки, недовольно морщась, ничего сильного, но все же неприятно и белые ладони начинает саднить. Очень сильный контраст с холодной землей, что к ночи пропиталась мороком темным и таким привычным для этого края. Это не родные и теплые леса, всегда такие приветливые и светлые, кажется, даже в самые темные из ночей. Ненароком задумаешься о том, насколько хорошо он знает свой собственный народ. Андуин знал как жили другие, видел, начиная с такого душного и старого Калимдора и заканчивая туманными берегами Пандарии, на которой дружелюбные местные жители всегда протянут руку помощи. Но его же собственное королевство...

[indent] Ванесса тянет его на лежак и приходится подчиниться, на самом деле, она кажется ему слишком холодной, а может все дело в том, что жар окончательно не спал, как бы сильно Свет внутри него не старался выветрить заразу, которая уже очень и очень давно принца не касалась. В данный момент он ощущал себя чуть ли не драконом, носом выпуская горячий воздух, обжигающий нёбо. Впрочем, холод приносил успокоение, Андуин приобнял разбойницу, ощущая, как усталость давит на глаза тихим безмолвием.

[indent] — И к кому же ты хотела найти дорогу? — собственный голос казался чужим, слишком хриплым и низким, звучащим вроде бы из него, да не его совсем. Принц уткнулся носом в старое, пропахшее плесенью одеяло и провалился в черный сон без сновидений, липкий и долгий как патока, в котором барахтался, кажется, целую вечность, пока черное нечто вязкими чернилами оплетало его, забираясь в самое нутро. Он ощущал только холод и, где-то совсем рядом, чужое дыхание, которое напоминало ему, что Андуин не один здесь, не в этот раз по крайне мере.

[indent] Открыл он глаза когда тени на камнях поменяли свой цвет, лишились красных отблесков от костра, насытились синей палитрой и утренним морозным холодом. Приподнявшись, он почувствовал ломоту во всех костях, там, где когда-то они треснули и сломались, поморщившись от боли и накативших воспоминаний, от очередного приступа беспомощности и слабости, что всегда ставили ему в укор. Андуин попытался пальцами растереть озябшие плечи, ноющий руки, там, где когда-то наиболее большой кусок камня раздробил ему лучевую кость. Пришлось потрепать за плечо разбойницу с последствием вроде того, чтобы оказаться с кинжалом в груди за ранний подъем просто потому, что она передумала.

[indent] — Нам пора. — Он пытается подняться с холодной земли, так, что дрожь пробегает по позвоночнику, и вновь кости словно крошатся. Начинать разговор смысла не было, что-то подсказывало, что вчерашней ночной словоохотливостью на истории Ванесса не расщедрится, а ему было больно говорить, горло сдавила когтистая лапа, из-за которой лишь только хрип толком вырывался. Костер почти догорел лишь только парочка еле тлеющих углей багровыми отблесками пытались держаться, но под накиданной землей легко сдались, топтать их сапогом и остался после следы Андуин не планировал. Все, что здесь же в округе было найдено тут же и осталось, кто знает, может очередному искателю приключений, заблудившемуся здесь, эти вещи и помогут. Принц наклонился над котелком с варевом, отпивая уже остывшей воды с кореньями и брызгая себе на лицо, пытаясь смыть усталость с глаз.

[indent] — Совсем немного осталось до нашего расставания, стоит поторопиться. — Маленькие искры Света мелькают меж пальцев, а значит, ему становится лучше и он может спокойней контролировать свои силы, а значит, ему становится лучше. Открытое небо встречает их туманом и плотной тяжелой листвой, увитой паутиной - солнца в Темнолесье не бывает, кажется, никогда. Стоит только переправиться через реку и он вновь дома - в безопасности. Андуин шагает по чуть сгнившей земле, припадая на правую ногу, как и грозились пандарены, кости будут ему напоминать о произошедшем болью во время перепада температур. Но все это не так уж и важно, он слышит шум реки, ее перекаты, влажный запах ряски и осоки.