[indent] Колокола собора отбивают очередной прошедший час, без задержек и упущений, а дикий вибрирующий гонг у него в голове звенит и разрывает черепную коробку изнутри, заставляя плотнее обхватить руками виски, в попытках выгнать этот назойливый шум как можно дальше, чтобы никто не тревожил, чтобы вместе с этим звуком ушли и все проблемы, что роятся в голове, носятся внутри потревоженным ульем и жалят каждой тяжкой мыслью.
[indent] Он устал.
[indent] Но что еще важней, он невероятно раздражен. С того самого момента, как несколько лет назад с Расколотых берегов ему протянули вымокшее послание с синей печатью, как на его голову опустили корону, он так и не смог позволить себе отдохнуть. Он мало спал, мало ел, впрочем окружающим было плевать, лишь бы сидел на троне и делал вид, словно все было хорошо, хотя на самом деле бездна как все было плохо. Словно он был идеальным кандидатом на то, чтобы греть это проклятое место, которого он никогда в своей жизни не желал, не мог представить, что когда-нибудь окажется на нем... ведь родители живут вечно...
[indent] Андуин скрипнул зубами. В кабинете стояла полутьма, зажженные свечи уже догорали и белым воском пачкали стол, заливая его и приковывая подсвечник к столешнице; десяток документов белым веером рассыпались вокруг, подсчеты и донесения, отчеты и наблюдения. И ни одного полезного, в каждом из них было ровным счетом ничего, белое марево неизвестности, в которое его окунули с головой. Бесполезные по сути своей бумажки, место которым только в потухающем камине, в котором все еще алым отсвечивают угли.
[indent] Дверь приоткрылась и в кабинет протиснулась служанка, молча поклонившись своему королю, опустив глаза в пол. Андуин потер уставшие глаза - значит уже пять утра, слуги убирались у него примерно в это время, а он все еще не ложился. Да и хорошо, по сути, не хотелось проваливаться в дрему, что ждала его по ту сторону, не хотелось вновь оказываться в той липкой патоке, что захлестывала, стоило только прикрыть глаза. Он тонул и отчаянно не мог выбраться, не мог проснуться, лишь чей-то взгляд внимательно и с интересом за ним наблюдал. Он знал этот взгляд, так наблюдают за дичью, прежде чем пустить в нее стрелу и отправить на вертел, хорошенько выпотрошив. Но не для того он проделал весь этот путь, не для того сражался так отчаянно, чтобы дать каким-то сновидениям просто сломить себя, пустить по ветру то, чего он успел достичь. Его королевство и его люди ожидали, что король вновь скажет им, как решить очередную проблему, как бороться с очередным злом, которое нависло над этим миром и пыталось вновь отобрать их жизни как много раз до этого. Им не нужен слабый правитель, наоборот, им нужен кто-то... вроде Вариана. А не он.
[indent] От этой мысли лежащее в руке уже высохшее перо переламывается пополам, хрустит в руках дорогая отделка и с этим хрустом служанка отскакивает от стола, хотя до этого тянулась к пустому графину. Андуин поднимает взгляд и в полутьме лицо девочки кажется меловым от страха и ужаса, она делает глубокий вдох и смотрит на своего короля словно на величайшее чудовище из возможных.
[indent] — Иди отсюда. — Он разжимает пальцы и мелкие металлические крошки отлипают и ложатся на грязный заваленный стол. — ВОН.
[indent] Дверь за служанкой хлопнула так оглушительно, что пришлось опять схватиться за голову. С этим шумом приходили не только боли, но и шепот. Вкрадчивый и тихий, нараспев вещающий десятками разных голосов. Одни эти голоса были знакомы, другие нет. Но все они говорили об одном - надежды нет; будущее предрешено и в нем каждый из них лежит хладным трупом, а сама столица в руинах и белый камень крепостей порос мхом, покуда скелеты былого величия все еще пытаются сопротивляться времени. Королевство падет, а он будет только наблюдать.
[indent] Ибо он слаб. И беспомощен.
[indent] Андуин не желал таким быть, как не желал слышать и эти голоса, что нельзя было толком понять, влияние ли извне или же собственный разум и его сомнения рвутся наружу.

[indent] Тихий вкрадчивый шепот на самом краю сознания в очередной раз пытается его черепную коробку изнутри подковырнуть, по крайне мере ощущение именно такое - словно нечто чуждое с обратной стороны пытается выбраться, так отчаянно, как пленник, более всего на свете желающий свободы. Это не ритмичные удары, как могло показаться, наоборот, их хаотичность лишь только сильнее заставляет зубы сжимать, железный привкус ощущая на языке.
[indent] — Угрожать будешь своим головорезам, а не королю. — Кинул Андуин, переворачивая очередной документ, на котором остались кляксы - он абсолютно испорчен, испоганен, стряхивая остатки его пера, который он сам и разломал, раздраженно вздыхая и пытаясь в ящике стола не глядя нашарить еще одно. Острый кончик впивается в подушечку пальца, заставляя поморщиться, больше от раздражения, нежели от боли - к ней-то он уже привык - смотря за тем, как на меловых пальцах карминовая клякса проступает. И под дикий гул в голове, нестройным хором увещевающий, только и остается, что прикрыть глаза, растерев каплю, словно еще одну кляксу.
[indent] У него нет времени на отдых, да и отдыха ему этого не нужно. Не существует, кажется, такого средства, чтобы этот тихий шепот из него извлечь, что постоянно что-то да повторяет, сомнения сеет, словно на пахотном поле и никуда он не собирается. Если напьешься, если выпьешь снотворное, хоть что-то, он все-равно доберется, кошмарами дикими внутри тебя окажется, сожмет в кольцо и примется душить, а вот убежать уже не получится.
[indent] И Андуин сам себе врет, что не имеет права на отдых, убедив свое же Я, что не должен даже думать об оставлении своих обязанностей, покуда не закончит всю работу. Он ведь и до этого с бумажками разбирался, еще в те времена, когда был просто принцем, постоянно их перелистывал, перебирал, ведь должен же был делать хоть что-то полезное для государства, а не быть очередным ярмом, что их Альянс вниз потянет. Но именно сейчас строчки на желтоватой бумаге расплываются, а шепот в голове мешает толком осознать то, что все же удалось фокусом глаз уловить и от этого лишь только раздражение сильнее подкатывает желчью в горле. Он не помнит, как давно уже не ел...
[indent] — Если ты думаешь, что дело в Гнилостене, то все еще хуже, чем я думал. — Он скрипит стулом и поднимается, заставляя расцепить руки. Ему не нужна жалость, не нужны увещевания, что будет хорошо и уж тем более ему не нужно, чтобы обращались словно с ребенком. — Война окончена, но отдельные стычки все еще продолжаются, люди делают вид, словно до них не дошел мой приказ. Тиранда играется в мстительницу, пока ее народ просит еды и крова под моими стенами, при этом еще смеет что-то говорить о долге правителя. Таладжи хочет мою голову взамен головы отца и что-то мне не кажется, что какое-то перемирие ее остановит. Сильвана неизвестно где, а все мои шпионы тыкаются по углам словно слепые котята, пока банши может готовить очередную чумную бомбу на какой-нибудь город с моими поданными. Из Нортшира приходят донесения, что все жрецы медленно сходят с ума и что у них не хватает места для их изоляции. Вест мир рушится, но никому до этого нет дела.
[indent] Юный король раздраженно поддается вперед, опираясь руками о каменный подоконник, смотря за тем, как за стенами в грязно-голубом небе поблескивают алые всполохи восходящего солнца, пальцы лишь сильнее сжимают камень, ногтями впиваясь до резкой боли. Усталость и голос, голос и усталость. Под черепной коробкой вкрадчивыми словами в его мысли вникает некто, тот, кого он, по сути, должен знать, одним и сотней голосов, вновь и вновь. Он повторяет о том, что надежды нет, нет спасения, ведь как пытаться на берег вытянуть того, кто упорно стремится ко дну, предварительно себя камнями нагрузив. Этот мир слишком стар, он как израненный волк, который не может уже сам пошевелиться и остается только лежать, смиренно дожидаясь конца. Согласиться с тем, что для каждого есть свой определенный конец.
[indent] — Надежды нет... — срывается с его губ, в тот самый момент, когда оранжевые лучи обращаются в черно-лиловые, заволакивая все небо...

[indent] Он чувствовал - Тьма струилась по венам, завихрениями космической пыли бежала где-то внутри и оглушительной тишиной врывалась в какофонию шепотков, что звучали у самого уха, тихий вкрадчивый голос, что не трогает дыханием кожу. Он говорит о многом, о том, что было когда-то давно, истории давно потерянных королевств, сожженных до тла и обращенных в прах; о настоящем, о тех империях, что рушились и он сам был свидетелем падений даже самых величайших из правителей, а после бед для народа, схожих с катастрофой; о будущем, что ждет их в скором времени, о полном забвении в муках, окруженных только тьмой.
[indent] Он точно знает, не стоит сопротивляться Тьме, она хоть и оппозиция Свету, часть неотъемлемая этого мироздания, одна из шести космических сил, от которых невозможно откреститься. А раз так, то и битва с ней не приведет ни к чему хорошему, лишь только к нарушению баланса и полному краху. Ведь что станет с этим миром, если вдруг все тени исчезнут? Если вдруг такая важная часть вдруг испарится, многое обратится в прах, многое со своего места уйдет и в этом хаосе, без порядка и правил, останется лишь грязная какофония отсутствия баланса.
[indent] У всего есть свое начало - у всего есть и свой конец.
[indent] И теперь он это понимает.
[indent] — Мне лучше, чем когда бы то ни было. — Андуин вскидывает голову, он видит намного больше, теперь, и дело даже не в предрассветном часе, за которым должен следовать восход солнца, но в чем-то еще. Это знание, которое тихим шепотом наполняет сознание, это сила, которая всегда была здесь, просто он ей не пользовался, чуждые мысли, другие и неправильные, но все еще его собственные, такие мысли проскальзывают в каждой голове, но мы их отвергаем, ведь они не свойственны нашей натуре, что, тем не менее, не умаляет того, что они там были. Голоса в его голове говорят только правду, тяжелую, но все же правду, о разрушительной войне, о круге ненависти, что никогда не будет разорван, о тысячах, коих он поведет на смерть, о тайнах, что окружают его со всех сторон.
[indent] — Скажи мне, Ванесса. — Он отворачивается от окна, смотря на разбойницу, пальцами проводя по ее щеке, сейчас, в данный момент, она выглядит такой обеспокоенной, словно ей и правда не все-равно, но он-то знает. — Как поживает твой отец?
[indent] Предавший раз - предаст снова, он черного принца это вполне можно было ожидать, он даже не удивлен, что сын, стоящий своего отца, действительно такое сделал, да и не только он, весь гнилой черный род, оказавшийся таким же бесполезным, как и все эти аспекты, столь многое о себе возомнившие, но с Гневионом он еще успеет разобраться. Каждый из них стоит своего родителя - было бы странно подобное отрицать. Ладонь со щеки опускается на шею, смыкаясь стальной хваткой, по пальцам черные вены струятся, сама тьма в крови, она заставляет кожу чернеть, наполняясь первозданным хаосом, бесконечностью в самой глубине. Король дергает назад, заставляя поддаться ближе, не дать ускользнуть.
[indent] — Расскажи, как вы собирались предать меня вновь. — Черная тьма клубится вокруг, танцует в завихрениях, словно в причудливом танце, сила космическая, которой, в отличие от людей, врать смысла нет, ведь во лжи нет никакого смысла, иногда и правды достаточно, чтобы убить все, что так долго возводилось.

[indent] Тонкий вкрадчивый шепот подковыривал сознание изнутри, аккуратно поддевал, словно старую рану, чтобы вновь заставить ее кровить, но так, чтобы первоначально заметно не было. Андуин ощущает, что голос это в голове меняется, он то знакомый, то нет, то мужской, то женский, в какой-то момент он легко может назвать владельца сего голоса, а в другой уже и сосредоточиться на этом еле различимом шепоте не может. Но сейчас далеко не это его волнует.
[indent] — Неужто ты считаешь, что одна потеряла любимого? — голос его звучит как-то странно, он гремит, по звериному, от ярости и досады. — Думаешь ты одна такая особенная, что заслужила вернуть утраченное? Чем-то лучше остальных разбитых сердец? Ты нарушаешь законы мироздания - совершаешь военное преступление. И все ради своей неуемной жалости к себе!
[indent] Воскрешал Король-Лич, делал своими марионетками, воскрешали некроманты, считая себя неуязвимыми и дозволенными это творить. Дело было в другом - все в этом мире подвержено равновесию, каждая космическая сила есть ни что иное, как филигранно настроенные весы, на которых с двух сторон разные силы уравновешивают. И, когда чью-то жизнь вырываешь с той стороны, будь готов отдать что-то и с этой, заплатив свою собственную цену за все происходящее.
[indent] — Ты права, ты не моя поданная, мои поданные имеют хоть немного совести и благодарности за то, что я делал ради них. — Черные всполохи кружат вокруг него, они словно маленькие игривые огоньки Ясеневого леса, сожженного до тла леса, кружатся в своем нестройном танце, они предлагают сжать пальцы сильнее, у него вполне хватит сил сломать эту шею, выбить дух из того, кто уже давным давно должен быть мертв, должен был отойти в другой мир, но по какой-то причине остался и в этом и есть вся великая проблема. Ведь Андуин тоже нарушил правила этого мира, самого существования, он заплатил, но этого оказалось недостаточно и нужно большее - нужно вернуть все на круги своя. За его жертву ответили черной неблагодарностью и предательством.
[indent] Гремит сталь о каменный пол и Ванесса целует его, заставляя податься назад. Голоса говорили, что сейчас она ударит его кинжалом, предлагали вскипятить ей разум, увести руку, чтобы она сама себя взамен этого полоснула, обмануть ее зрение, отравить его точно так же, как она травила в копях тех, кто исполнял свой долг. Тихий шепот постепенно затихает, пока разбойница продолжает его целовать, он словно удаляется чуть дальше, словно уходит вглубь коридора владелец этого голоса, пока не отпускает полностью сознание, а сам Андуин отпускает руку, которой держал Ванессу за горло - на шее проступают красные следы от пальцев, там, где он сдавил сильнее.
[indent] — Уходи. — Он тихо шепчет, потому что громче говорить не в состоянии, горло саднит и тело словно болит изнутри, его изломала усталость, окружающие события, Андуин старается не смотреть на Ванессу, ему кажется, что всего один взгляд и шепот вернется, вместе со всем остальным.

[indent] Он внимательно смотрит на свои руки - их потряхивает, словно от удара током, каждый раз, бледные пальцы заходят в диком треморе и чуть дальше на руках проглядывают вздувшиеся синие вены, по которым толчками стремится кровь, в которой не так давно бежала черная патока, а этот шум в ушах отдается барабанным звоном, каждый последующий тревожно-рваный удар сердца. Он пытается душать ровнее, вдыхая влажный утренний воздух из открытого окна, пытаясь восстановить поток мыслей, хоть немного собрать воедино.
[indent] — Я тоже любил своего отца, но у меня и в мыслях такого не возникало. — Дыхание перехватывает, словно кто-то легкие его начинает драть и заставляет содрогнуться в хриплом сухом кашле, раздирающем все изнутри так, что на языке железный привкус. Он выставляет вперед руку, чтобы не подпускать Ванессу ближе, чем она стоит, только не в этот раз, еще неизвестно, можно ли будет остановится, если Тьма вновь примется нашептывать ему свою волю и выкручивать его, словно куклу, подвешенную на ниточках. — От вас от всех никакого толку. Мир сходит с ума, не я один, таких сотни, тысячи, точно так же теряют разум, точно так же медленно умирают, а никто ничего не может сделать, только потакать своим сиюминутным капризам, словно маленькие дети. Этот мир...
[indent] Андуин морщится. Их планета ранена и истекает кровью, она стонет так отчаянно, что прислушайся и услышишь этот плач боли и агонии, но окружающие делают вид, что все далеко не так, им куда как проще выкачивать последнее из ее недр, терзать и так уже надломленное тело, словно самые отвратительные из паразитов. Иногда он задумывался, а действительно ли они достойны жизни здесь и своего существования? Долг короля превалирует над долгом обычного жреца, он обещал в первую очередь защищать свой народ, каждого, что встал под сине-золотые знамена и до этого момента ему казалось, что не будет вещи, способной его сместить с проложенного пути. Ему казалось...
[indent] — Ты уйдешь. Сейчас же. — Он наконец поднимает глаза и смотрит прямо на разбойницу, расправив плечи. — Ты предала меня, Ванесса, совершила измену, не одну и не две. До этого момента я игнорировал подобное, но не теперь. Теперь я знаю все. Предатели короны будут отданы под суд и заключены в темницы.
[indent] Не думается, что Джорах будет особо так встревать в подобное, если что Андуин и понял о некоронованных, так это то, что сообщество это далеко не дружных ребят, скорее вымучено-вынужденных объединиться и оттого столь хрупких и шатких. Если во времена Легиона у них была общая цель, то теперь вперед вновь выступили интересы каждого по отдельности. Матиас не встрянет, не посмеет, если не хочет и сам оказаться среди предателей, в королевстве еще свежи воспоминания о беспорядках и бесчинствах братства, о ужасах, которые они творили. Он смотрит на Ванессу и помнит ее слова и ее мысли - не ее король, не ее друг. Никто по сути.
[indent] — Я не хочу тебя видеть. — Он наклоняется вперед, а в охрипшем голосе сквозит холодная сталь, точно такая же, какая была у отца, когда он общался со своими врагами самыми ненавистными. — Не после того, что произошло. Ты больше никогда не используешь меня. Убирайся.
[indent] Андуин вновь закрывает глаза, когда черные всполохи, при взгляде на Ванессу, вновь начинают распускаться цветами. Ему еще со многими стоит поговорить, начат, пожалуй, стоит с Матиаса и его бесполезной агентуры, которые прошляпили не только королеву-банши с ее цепным псом, древнего бога, но и воскресшего предателя заодно. Потом стоит навести визит Гевиону и объяснить ему, как не делают друзья, возможно, что не один раз. Его королевство разваливается на части, точно так же, как и весь оставшийся мир, но пока у него есть силы, он обязан бороться, таков его долг.
[indent] И помехи на этом пути ему не нужны...

[indent] На зубах неприятно скрипит досада, ощущение гнили где-то в самом нутре, обволакивает все и медленно тянет вниз, к той черной патоке, что рядом с ним ластится верным зверьком и только и ждет, когда ему вновь разрешат запрыгнуть на руки. Он устал обманываться, устал верить в доброе, в вечное, устал пытаться в каждом высмотреть что-то хорошее, а потом ощущать, как твои собственные кости трещат под неподъемным весом и остается только кровью захлебываться - твоей собственной. Его народ нуждается в нем, он разбит и потерял всякую надежду, а сам он не може ничего предложить, кроме как пустых обещаний, что все будет хорошо, нужно только потерпеть.
[indent] Так быть не должно.
[indent] — Тогда ты сделала величайшую ошибку в своей жизни и стоило убить меня раньше. — Андуин скрипит зубами, внутри него клокочет злость, а тихий шепот возвращается. Но теперь он научен прошлым, он не старается биться в его перепонки, вновь и вновь повторяя уже выученное на зубок, теперь он просто замечает, что все это и его вина тоже. Он сам подпустил разбойницу слишком близко и теперь пожинает урожай трудов своих. Он сам виноват в том, что произошло - нечего верить тем, кому веры никогда не было.
[indent] Это было позволительно маленькому ребенку, который верил в мир во всем мире и в торжество добра, вроде того, которое побеждало зло в этих книгах со сказками. Катрана читала ему эти истории и в голосе ее сквозил скептицизм, которого маленький ребенок не мог осознать, теперь же он точно знал, что так смущало его несостоявшуюся мачеху в этих сказках - бесконечное торжество добра вопреки всему, включая и логику. По какой-то причине герой одерживает верх над злом, не смотря на то, что то сильней, хитрей и умелей. В реальности такого никогда не происходит...
[indent] — Да, ты предательница, Ванесса ВанКлиф, точно такая же, как и твой отец, всегда ей была и всегда будешь. —  холодно отрезает Андуин и отворачивается. Солнце медленно поднималось из-за горизонта, первыми ярко-красными лучами освещая небольшой сквер перед его окнами. Картина, от которой голова начинала ужасно болеть и кружится, так что приходится тряхнуть растрепанными волосами еще раз.
[indent] Перед ним преклоняют колено, Андуин смотрит и чувствует... лишь только пустоту. К чему подобные манипуляции, если на самом деле они, в конечном итоге, ничего не стоят. Клятвы нарушаются, обещания не выполняются, остается только пустота и разочарование. Он смотрит на Ванессу и голос внутри замечает, что она не отстанет, не проще ли просто свернуть ей сейчас шею или приказать кому-нибудь сделать это за себя. Многие бы с удовольствием бы расквитались с той, кто принес столько бед в Западный край, не один обиженный и обездоленный. Король медленно ведет головой.
[indent] — Встань. — Холодно оповещает Андуин, нечто темное плескается уже у самого горла, он точно знает. еще немного и он опять вцепится в нее, но на этот раз может не остановиться, а там и неизвестно, что в очередной раз нашепчет вкрадчивый голос и что заставит сделать. — Я освобождаю тебя от твоей повинности и твоего мученического бедственного положения бытия заложницей. Больше тебе не стоит беспокоиться о чем бы то ни было и не стоит жертвовать собой. Тебе не нужно думать ни о королевстве, ни тем более обо мне. Ты свободна и вольна идти куда пожелаешь. Но здесь ты не останешься. Старжа! — Дверь резко распахнулась, постоянно несущие дозор аккуратно заглянули в покои их короля, словно опасаясь делать шаг ближе. Андуин раздраженно проводит ладонью по лицу, стирая выступившую на лбу испарину. — Вывести ее.
[indent] Голос тихо замечает, что еще не поздно отдать приказ и правда запереть ее, пусть немного посидит в темнице, охладит голову и поймет, что ей тут не рады. Андуин вновь отмахивается от шепота и внимательно смотрит на стражников, что со страхом, чуть ли не первобытным, пытаются протиснуться ближе и исполнить, наконец, королевский приказ.