Штормхейм, темный, мрачный, полный тоски.
Ну что ж, у Андуина только тоска в последнее время и была спутником, который не оставлял его, словно верный пес, ни днем, ни ночью. Вечная горечь и бесконечная тревога - вот тебе и коктейль, из которого в итоге получались недосып и вечные тревожные короткие сны, которые иногда он все же мог лицезреть, если удавалось провалиться в забытье. И страх, где-то на самой глубине сознания. Он ведь не... думал, что все так получится. Что его жизнь рухнет в черный зияющий разлом без возможности даже за край ухватиться.
Но теперь, на этих берегах, взглянув на порчу, чро пропитала это место, узнав, что в итоге ждет каждого, Андуин не сомневался. Шаломейн в руке вспыхнул, ярким отблеском отбрасывая солнечные лучи на эту холодную пыльную землю и заставляя руновидца перед ним оскалиться, недовольно тряся бородой.
— Открывай. - Это прозвучало твердо... наверное отец бы сказал так же. И он, ему все еще было сложно говорить об этом даже в своих мыслях, как король, должен говорить так же, без сомнения, не прося - приказывая. Руновидец вскинул синие глаза и оскалил гнилые зубы, словно дикий зверь.
  — Сам же сгинешь. - Спокойно проговорил поверженный противник, словно не ему сейчас клинок упирается под подбородок с возможностью отсечь голову.
  — Советов я не просил. Открывай. - Стоящий рядом Велен тихо вздохнул. Наверное стоило бы сказать, что не стоило ему сюда вообще плыть, проделывать весь этот путь, украдкой, словно преступнику, пробираясь на Расколотые острова, не как кто-то, кто правит страной, но как невидимка-безбилетник. Не стоило ему видеть место смерти отца, смотреть на тот пепел, что остался после битвы и ощущать горечь, ставшую комом в горле. Но дело было в том, что  — все же стоило. И меч отца, сейчас в его руке вспыхнувший с новой силой, лишь тому подтверждение.
Руновидец лишь только пожал плечами, его пыльная мантия, теперь еще и испачканная в крови, оскалилась на юного короля черепами. Он щелкнул сожженными пальцами - один раз, два, три, словно прислушиваясь и проверяя что-то. А затем за его спиной появился портал и дикий холод, сковывающий самое сердце, хлынул из открывшегося прохода. Холод смерти, вечной муки, что ожидает по ту сторону. Ринн опустил меч, но в ножны не вложил, по ту сторону его ждало лишь абсолютное ничего, но, между делом, ждало и еще что-то. Впервые за столь долгое время мысли его не были хаотичным набором перебираемых решений и он был уверен в том что делает как никогда.
Какой он король, если не может спасти даже одного своего подданного. Пусть даже этот подданный его и ненавидит.
И Андуин шагнул вперед, ощущая, как под подошвой хрустнул иней, утопая с мягком слое из костной пыли и глины. Чуждый мир пах смертью, но что куда важней, он был пуст, мертв изначально, проклятый отрывок из ничего, где-то между вселенными, только для того и существующий, чтобы приносить вечное страдания от проклятья. Ринн вдохнул затхлый воздух, плесневелый, исходящий от гнилых водорослей, тут разбросанных в большом количестве. И туман - непонятно вообще как тут может быть туман, но он все же есть, что мешал обзору, мешал рассмотреть хоть что-то в этом гниющем месте.
Но даже если так - фигуру он увидел.
— Ванесса? - Глаза нещадно щипало от морской соли и едкого запаха разложения, но все же чужой силуэт он разглядел, знакомый ему. - Ванесса, сюда!
Как привлечь внимание, если в округе лишь только тьма и смерть? Андуин вскидывает свободную от меча руку и кольцо света волной проходится по безжизненной местности, разгоняя плотный туман словно стаю крыс, обнажая голые острые камни под ногами.
— Идем. - Он тянется вперед, пытаясь достать до силуэта, на пальцах все еще догорали остатки благословения, солнечными каплями оседая вниз, как снежинками. Андуин делает еще один шаг вперед, слишком тут все эфемерно, кажется, еще немного и растает, исчезнет.  — Пойдем домой.

[indent] Чужой дикий мир, исключительно смерти, отсутствия жизни. Темные тени, словно живые, танцуют вокруг него, нарезая круги вокруг своей добычи, Андуин отмахивается от них и те, пугливыми зверьками, растекаются под острые холодные скалы, покрытые пеплом. Смерть здесь везде, само нутро этого мира полное отсутствие жизни и Андуин ощущает дикую тоску, забравшуюся в сердце. Сюда приходят лишь только умирать, здесь души страдают, от тоски, от своих ошибок, от своей боли. И он чувствует это, как ничто другое.

[indent] Живой в мире мертвых - так неправильно, этот мир пытается выплюнуть его обратно, но сложновато это сделать, по крайне мере упорства у Андуина всегда хватало. Он смотрит на легкую подрагивающую фигуру, сотканную из тумана и магии, что не может его даже коснутся, хмурится, при этом, конечно же, ведь все только что стало намного сложней. Следовало проводить ее обратно, указать путь, но очень сложно, если даже коснуться не можешь.

[indent] — "Мальчик", — он усмехается, ощущая привкус водорослей на зубах, и песка, а может это просто костный пепел, костей здесь так много, они трещат под ногами, тонкой мукой оседая на его одежде и промерзлых ботинках. Меч здесь не поможет, тут нет врага, с которым можно было бы биться, чтобы решить свою проблему. — Я всего на год тебя младше - забыла?

[indent] Старый спор, ребяческий, такой детский и такой неуместный, прямо сразу понятно, что они пытаются обмануть само мироздание, что развернула перед ними свою зубатую пасть и почти что проглотила. И в этой неуместности все отношение, все ощущение неправильности. Ему следовало уходить отсюда, ведь теперь он даже не просто наследник престола, он король, который шарахается от своей короны, словно она раскалена до красна. И он никому не сможет передать свою корону после смерти, ему не на кого оставить страну, которую разорвут на части, пусть он и осознает, что король никудышный, но в такие тяжелые времена хоть какой-то, та самая соломинка, которая пока что держит хрупкий шаткий мир от развала, а Альянс скрепленный вместе. И все же... как ему удержать в руках Альянс, если он и до одного человека дотронуться не может.

[indent] — Стой смирно. — Андуин откидывает капюшон, холодный морозный воздух проходит по шее, словно когтистыми пальцами, заставляя вздрогнуть, юный король морщится, вскидывая руку. — Я твой король, хочешь ты этого или же нет. А ты моя подданная... и мой друг.

[indent] Темное, черное, липкое, острыми иглами врезается в сердце, заставляя его биться чаще пойманной в силки пичугой, холодным куском льда забираясь под кожу. Он ощущает, как кончики пальцев чернеют, как сама Тьма течет по его венам. Велен всегда говорил, что Тьма всего лишь оппозиция Свету, что в ней нет ничего плохого, что в правильных руках эта сила может творить благо великое, нечто разумное, что может спасать жизни, как и Свет и что не стоит ее отрицать, ведь так можно и сойти с ума от попыток быть вечным праведником, белым пятном в сером мире. Андуин обращался к Тьме очень редко, она оставляла уродливые рубцы где-то внутри него, липкие, приносящие не самые правильные мысли. Но ведь сейчас... это необходимо. Он делает это не для себя, он делает это для другого человека. Темные клубы дыма вьются, четкими завихрениями танцуют на ладони, сползая на землю, обволакивая полупрозрачную фигуру, тянясь к ней щупальцами, словно к вожделенной добычи, приобретая черты куда как более материальными. Даже та сторона не может вечно противостоять и стены ее дрогнут, если приложить должное усилие.

[indent] — Быстрее - идем. — Андуин протягивает руку и хватает Ванессу за пальцы, тяня на себя. Тьма все еще внутри, она клубится грозовой тучей и возможностями, которые он может применить, если захочет...

[indent] Все растворилось в космической темноте, и соленый влажный воздух, покрытый туманами, и пепел, оседающий  на губах, и душный привкус гниющего мяса, смерти как таковой – осталось лишь ощущение силы, необъятной и хваткой, заползающей в самое сознание и укореняющейся там. Он чувствовал эту силу, такую огромную, такую бесконечную, что наседала со всех сторон, аккуратно касаясь его, словно человек касается любопытного зверька, подошедшего добровольно слишком близко, в исключительном желании получше изучить и решить, стоит ли ломать ему шею или же просто оставить как есть.

[indent] Андуин хватает протянутую руку и тянет на себя, он видит Ванессу, видит, как по ее тонким венам течет кровь, как быстро начинает биться сердце, когда она, несомненно, сознает, что Тьма забралась внутрь него и от этого уже сама приходит в ужас. Он видел жрецов Тьмы, что со временем, окунаясь в эту бездну, стали слышать голоса, сводящие с ума, предрекать участи ужасные, того самого космического масштаба, которые сейчас давил со всех сторон.

[indent] Юный король вздохнул, несколько раз, очень глубоко, чувствуя, как черная патока заволакивает легкие – он не боялся. Тьма не была страшным зверем, готовым оторвать ему голову, это просто была сила, что, как и любая другая сила, способна нести благо или зло в зависимости от способа ее использования.

[indent] Ванесса прижимается к нему и на этот раз он прекрасно чувствует тело и его теплоту, ритм сердца, что бьется испуганной пичугой и прекрасно разбирает ее тихие слова. Он поднимает руку, широкую ладонь, успевшую покрыться мозолями от меча, и ощущает в ней силу физическую, достаточную, чтобы сломать шею разбойницы, всего лишь одним движением, пока она вот так открыта и не подозревает ни о чем, космос вещает, что жизнь, всякая, не так уж и важна, все уйдет в полнейшую темноту, но пока что эта жизнь может пригодиться, такая зависимая и неотрывная. Андуин медленно опускает ладонь на темную голову и гладит девушку по волосам.

[indent] — Идем. – Он отрывает разбойницу от себя, плотнее перехватывая запястье и тянет в том же направлении, в котором пришли. Тьма отступила от него, покинула разум, спокойно свернувшись спящим кракеном где-то на самом дне подсознания, готовая когда-нибудь еще выйти, если он позовет, а ведь Андуин осознавал, что позовет, рано или поздно, в очередной раз, когда придется воззвать к силам жутким и достаточно мощным.

[indent] Думать о тех жрецах бездны, что в храмах падали на колени перед сотнями свечей и молили голоса перестать звучать он не хотел.
[indent] Он был другим.
[indent] Он справится.

[indent] — Видишь свет? — он указывает на тонкий совсем лучик света, как от маяка, сверкающего где-то посреди соленого океана, одинокого и еле тлеющего. — Иди к нему и не оглядывайся. Просто иди, я буду ждать тебя на другой стороне. Не слушай голосов, не смотри назад, не смотри под ноги, только на свет, он приведет тебя обратно. Ты поняла?

[indent] Андуин поджимает губы, лишь бы она перестала упрямится и уже сделала так, как просит он. Просит, а не приказывает тут самая главная мысль.

[indent] Борьба со смертью уже вошла в привычку. Его попытки отгородить других, отрезать ту нить, что тянула в темное ничто, медленно но верно, всегда было так просто жертвовать собой ради других, потому что жертвовать другими ради великого блага он просто не умел в те далекие времена безмятежности. Подставиться под отцовский меч, не дать ему обрушиться на голову мятежной королевы ли или же лечь костьми под завалы без возможности даже продохнуть от нестерпимой боли.
[indent] Потому что свою боль выносить легче - она нечто личное, чем делиться нельзя, сокровенная вещь, его собственная и ею он так эгоистично и капризно отказывается уступать остальным. Не только потому, что жрецов учат чужую боль забирать, вырывать из тела, теплым Светом принося покой, но и просто потому, что так он ощущает себя хоть капельку, но полезным.
[indent] Этот мир, эти острова - место ужасное, слишком много несчастных душ исчезло среди нагромождений пепла и гнили, утопли здесь, потерялись. Ему хочется остаться тут, среди этих несчастных душ, провести их обратно, к свету, быть альтруистично эгоистичным в своем желании приносить покой.
[indent] Но он не может спасти всех. Как бы сильно этого не хотелось. Теперь ему нужно вести на смерть, а не спасать от нее, ведь в этом удел короля.
[indent] Холодное сомнение смыкает сердце, пока он смотрит на удаляющуюся фигуру, что так и норовила обернуться, умереть уже окончательно. Андуин думает о том, что отныне он не может так делать, ведь подобные самоубийственные вещи мог творить принц, уверенный, что ему на помощь придет Свет и карающая длань его отца, непобедимого и неубиваемого, но король... король не имеет права умирать и оставлять своих поданных без лидера, обнажая хрупкие кости и подставляя весь народ под удар. Они и так оплакивают Вариана, оплакивают его еще сильней, за Андуина, которому просто некогда лить слезы о любимом отце. Он затолкал эту скорбь себе в глотку, как можно глубже, вместе с мыслями, что должен был в тот день быть рядом с ним, спасти его, а если не спасти, то хотя бы погибнуть рядом, сделав все, чтобы Вариан жил. Не ради себя, но ради народа, которому нужен мудрый и твердый правитель, обхаженный опытом, а не мальчишка, не способный принимать важных решений.
[indent] Он отворачивается, возвращаясь к туманному разрыву, слушая, как за его спиной воют души тех, кто заплутал в этом мире и где-то вдалеке слышится женский стон хозяйки этого места, что наслаждается страданиями запертых в этом мире. Но над ним она не властна и Андуин спокойно проходит сквозь туман, стряхивая его с плеча, словно осевшую пыль, наблюдая за тем, как вечно хмурые берега Штормхейна встречают его далекими раскатами грома и тяжелыми облаками, нависшими над грядой.
[indent] Руновидец все так же сидел на земле, отплевываясь от крови, пока один из врайкулов навис над ним неумолимым роком, явно успев приложить его за что-то, что произошло в отсутствие Ринна. Ему, на самом деле, не особо так и интересно, это что-то, что касается исключительно первородных племен, а не его, дальнего родственника. Он лишь только трясет головой, его мутит от этого соленого воздуха, от гнили, что забилась в ноздри по ту сторону. Юный король опускается перед телом, проверяя пульс, касаясь пальцами основания шеи в тот самый момент, когда хриплый кашель сотрясает его, заставляя перехватить разбойницу крепче.
[indent] — Я здесь. — Он отвечает спокойно, размеренно, теперь спешить некуда, гонки со смертью слишком привычны, чтобы можно было куда-то торопиться. Андуин перехватывает девушку крепче, ставя ее на ноги, поднимая с холодной и влажной земли. — Тише... ты видишь что-нибудь? Прислушайся - можешь владеть собой? Нигде не болит?
[indent] Воскресать из мертвых не самое приятное, но все лучше чем быть хладным трупом.