в последнее время он все время ловит себя на том, что прислушивается - ждет - когда в его голове зазвучит глухой ледяной голос. когда с ним снова заговорят. когда его снова не будут спрашивать - ни о чем - а будут просто называть по имени то, о чем он старательно не думает, будут медленно, медленно ронять слова, одно за другим - и смеяться. над попытками не выдать мыслей, вывернуться из плена чужой воли - над тем, что эти попытки бесполезны.

“ты не понимаешь, - говорит голос. - не понимаешь, мой верный рыцарь. порой я и сам думаю - зачем я трачу на тебя время? почему не скормлю горгульям? почему не превращу в вурдалака? почему просто не отдам приказ - и ты сам шагнешь вниз с самой высокой башни моей Цитадели? должно быть, потому, что именно этого ты и хочешь?”

он молчит. голос Его никогда не требует ответа. он просто говорит - да с ним ли? или рассуждает вслух, а один из Его безымянных рыцарей ему просто не мешает?

“мало кто из вас понимает, - продолжает голос. - но рано или поздно…”

“рано или поздно”, отзывается гулким эхом. он почему-то вспоминает: в холмах на взморье  - море синее, такое синее, и белые барашки на волнах - была пещера. встанешь в определенном месте, шепнешь что-то, и твои слова будут долго-долго звенеть, отдаваясь от стен, будто кто-то перекидывает их, как мячик, и в конце-концов вернутся к тебе, словно кто-то прошепчет их прямо в ухо. он вспоминает - а потом спохватывается, но ощущение чужого взгляда, чужого присутствия уже уходит. и он не знает - успел ли взгляд Его коснуться этих воспоминаний.

может быть, успел.

может быть, и нет.

может быть, Ему сейчас просто нет до этого дела.

хотелось бы надеяться.

когда же этот голос звучит в яви - он совсем не такой. он звучит со всех сторон, он похож на пение боевых труб и лязг доспехов. он не сходит со своего ледяного трона - а чудится, будто стоит близко-близко. в яви он отдает приказы - и не говорит более ничего. и пусть. и хорошо. он велит отыскать живого - чье имя коротким уколом боли отзывается в мертвом сердце. снова. снова. за что - на этот раз? за какие мысли, за какие воспоминания? за которое жалкое “нет надо мной твоей власти”?

а может быть - и ни за что. не слишком ли много о себе понимает один из безымянных рыцарей Его? просто ему нужен - этот живой. и кого же за ним отправлять? да какая разница - кого. здесь только мертвые. и от них живому не уйти. особенно здесь. особенно на этой земле, промерзшей до самых глубин, земле, что - на самом-то деле - принадлежит мертвым. живой может быть сильным. живой может пытаться бежать. живой может прятаться, выскальзывать из сетей, уходить от погони. но его настигнут - рано или поздно.

мертвые не устают.

он поднимается с колен, не глядя на того, с кем придется делить этот путь от смерти до смерти. ему все равно. здесь и сейчас, у подножия Ледяного Трона, он не думает ни о чем, кроме самого простого - приказ ясен, разрешите исполнять. он запрещает себе думать. мысли у него ясные, как небо в солнечный день - как оно выглядит, это небо? взглянуть бы еще раз.

но над Цитаделью небо всегда - серое, серое. в этот день даже снег не сыплется с него, не пытается укрыть измученную землю. ворота распахиваются, выпуская их, и снова смыкаются за их спинами. звучит как свобода. на самом деле - лишь насмешка над ней.

он смеется - сухо и страшно. и оборачивается к своему молчаливому спутнику - к смерти своей - и говорит:

- тебе хоть раз приходилось искать кого-то - так, че-ло-век? если нет, то пользы от тебя не будет. постарайся хотя бы не мешать. а будешь путаться под ногами - пожалеешь.

человек говорит - как обычно. равнодушно и спокойно. у него все просто. ему все понятно. приказ есть приказ - и прочая такая словесная шелуха. это злит. это до невозможности злит. неужели он не понимает, что творит? неужели он - ничего - не - понимает? впрочем… нет, не понимает. то, что творится вокруг, не кажется ему непредставимым, невозможным, бесконечным ужасом. да ничем особенным это ему не кажется.

“а ты ошибался, дурак. как же ты ошибался.”

в который раз он думает об этом и спрашивает сам себя: не этих ли мыслей от него и хотят? не к этому ли он и должен прийти? не к восторженной преданности - Он слишком умен, чтоб этого ждать. нет, хотя бы - к равнодушию. вот - падает снег, вот - тучи ползут по низкому небу, вот - бьет копытом неживой конь, а вот - двое мертвых отыщут живого и обратят в такого же, как они сами. ничего - особенного. клинок поднимется и опустится, клинок не будет думать. разве - не - так - должно - быть?

он запрокидывает голову, смотрит на небо. а потом резко - даже слишком резко - щелкает пальцами. и, опустив ресницы, не глядя, чертит черно-зелено-фиолетовую руну призыва, и слышит приближающийся топот невидимых копыт. пока - невидимых. чародейский конь проступает через белесый морозный воздух, будто его рисуют растрепанной мокрой кистью (откуда - знаю? откуда - помню? важно ли), и становится настоящим. его белая грива на концах отливает красным. и такой же красноватый огонь горит в его пустых глазницах.

Кровавый Туман.

конь вскидывает голову - будто живой. но нет. он не живой. может, когда-то и был. давно. или не был вовсе? да какая разница. сейчас он такой - какой есть. черное - белое - алое. тварь. порождение темных чар. им бы ненавидеть друг друга. им бы…

но мертвый рыцарь протягивает руку и треплет по морде мертвого коня. тот тянется - и косится на Сумрак. как… живой. это - обманка, уверен он, морок, не может оно быть ничем иным. здесь нет жизни. ничего - нет. только смерть - от одного края земли до другого. сколько ни всматривайся, сколько ни ищи - а не найдешь ничего иного. за их спинами высится, пронзая шпилями небо, Его Цитадель - и в ее тени...

Сумрак уносится вперед, и Кровавый Туман ржет почти жалобно. это злит тоже. не должно мертвое прикидываться живым. никогда. не. должно. но как бы то ни было -  приказ есть приказ. он повторяет это про себя - и смеется вслух, как безумец. приказ… нельзя не выполнить. нельзя не…

он взлетает в седло - и отправляет коня вперед. Кровавый Туман - быстрый, легкий, он скачет так, будто не касается светящимися копытами снега. кажется  - еще немного, и отрастит крылья, и взлетит. туда, за серые облака, где, может быть, можно увидеть немного неба. настоящего неба.

но Сумрак - быстрая тоже. всадника впереди - не догнать. Кровавый Туман ржет - то ли смеется, то ли всхлипывает - да нет, зачем бы это мертвому коню - наверное, это плачет ветер, вечно тоскующий здешний ветер.

он криво улыбается и щурит глаза. а потом наклоняется к гриве коня и что-то шепчет, и ветер, хлещущий в лицо, уносит его слова, но нужно ли твари, порождению темных чар, слышать? Кровавый Туман встряхивает гривой - странный, знакомый, откуда-то знакомый жест - и мчится вперед еще быстрее, еще, еще…

а потом вдруг замирает на месте - и прыгает.

почти взлетает.

живой бы не удержался в седле. да что там - живой конь не смог прыгнуть бы так. никогда. а мертвым - да что мертвым? есть ли то, чего они не могут? они оказываются впереди - пусть на несколько скачков, но все же, все же… копыта Кровавого Тумана, когда он все же опускается на твердую землю, выбивают фонтан злых ледяных искр, и они веером острых игл разлетаются в стороны, но зачарованный конь и не думает останавливаться.

а его всадник оборачивается через плечо, чтоб бросить взгляд на брата - на смерть свою - и вдруг со злобной радостью охотника, смешанной с болью и ужасом, чувствует запах живого.

нет, не так - он чует след.

а значит, сейчас его почувствует и другой.

“проклятье.”

Отредактировано Koltira Deathweaver (2019-11-12 17:57:31)

живым никогда не спрятаться от мертвых. потому Он никогда (почти никогда) не отправляет на охоту тех живых, что ему служат. мертвый всегда учует живого. живой - не всегда. все просто. Кровавый Туман летит, почти не касаясь копытами снега, быстрее, быстрее, так, что встречный ветер хлещет его по морде наотмашь, но мертвому коню это не помеха. он подчиняется лишь воле всадника - а его всадник более всего хочет, чтобы все закончилось быстрее.

наверное, если б конь сейчас споткнулся, упал, переворачиваясь через голову, ломая хребет - и всадник бы упал, разбился, так, чтоб не собрать было никогда, никогда не собрать - он был бы счастлив. наверное, он бы даже успел рассмеяться - наконец-то! наконец-то, о, навеки померкшее солнце! но - нет. мертвый конь не спотыкается. он летит к цели, направляемый волей всадника - и ничто не станет ему преградой.

ничто не станет преградой мертвым.

“будь они прокляты.”

“будь мы прокляты.”

он слышит, как за спиной стучат - дробно и звонко - копыта Сумрак. она не догоняет, нет, не может догнать. куда уж ей! Кровавый Туман слишком быстр, слишком… слишком… слишком он любит мчаться вот так, отчаянно, почти лететь - может быть, потому, что это любит его всадник...

запах живого ведет их - и чем ближе они становятся (близко, близко, неотвратимо), тем сильнее, ярче он становится, тем больше примешиваются к нему и запаха страха, и тоски, и обреченной решимости, и смелости. ему кажется, что мертвое сердце в мертвой груди разорвется от боли. ему кажется -  еще немного, и он услышит Его голос. Его насмешку. но Он молчит - надолго ли? глупо было б думать, что Он поверил в преданность того, кто не желает ему служить - и не скрывает того. может, у Него нашлись другие дела. может быть…

но вряд ли. скорее всего, Он выжидает момент. ждет, пока его верный рыцарь допустит ошибку - снова - и это можно будет заметить. ждет, ждет, а потом заговорит. и тогда…

“а что - тогда? - вдруг думает он. - куда уж хуже?”

и он бы додумал эту мысль до конца - но Кровавый Туман вылетает на край обрыва, чудом успевая остановиться, и встает на дыбы, чуть не сбрасывая всадника, но тот (как и всегда) удерживается в седле, и смотрит вниз, и его острые мертвые глаза видят там, внизу (не так уж и высоко, жаль, жаль), в снежной дымке, несколько фигур. красное на белом, белое на красном. они. те самые, кто бросил Ему вызов…

...те, кто поплатится за это.

и он снова поднимает коня на дыбы - наверное, это красиво - он пытается тянуть время, так бессмысленно, так глупо, так никому-не-нужно, все равно никто не успеет уйти. некуда уходить. не-ку-да.

их так мало.

они живые.

сама земля здесь ненавидит живых.

им не уйти.

они умрут - и встанут Его верными слугами.

ни-ког-да.

с какой-то жуткой, хрустальной, звонкой ясностью он понимает - ни-ког-да.

Ему нечего будет поднимать. если это единственное, что он может сделать для тех, кого называл (и называет до сих пор, пока Он не слышит) своим народом - он это сделает. и никто - даже смерть его - не встанет у него на пути.

- нет надо мной твоей власти, - неслышно выговаривает он. и направляет коня вниз по склону.

“нет надо мной твоей власти.”